Советское правительство уделяло большое внимание образу СССР и коммунистической идеологии в глазах иностранцев. Но как убедить, что большевизм — это однозначное добро? Их ведь не заставишь читать «Правду» или другие советские газеты. Для этой цели в 1920‑е годы и последующие десятилетия власти приглашали зарубежных писателей.
Иностранцев селили в лучших гостиницах, угощали изысканными блюдами в дорогих ресторанах. Визитёров сопровождали «гиды», выполнявшие также функции спецслужбистов. В их задачу входило показать гостям только «парадную» сторону советской жизни и максимально скрыть всё, что им видеть нежелательно.
Перечень писателей тщательно формировали: каждый из них либо придерживался социалистических взглядов, либо был известен благосклонностью к Советскому Союзу в целом. По приглашению властей деятели культуры посещали СССР, многие беседовали со Сталиным и его соратниками, а по возвращении от авторов ожидались благоприятные отклики о поездке. В наше время подобную комбинацию называют «накруткой положительных отзывов». Однако впечатления от путешествия были позитивными далеко не всегда.
VATNIKSTAN рассказывает о визитах в СССР пяти иностранных писателей: что они увидели, что их поразило, что запомнилось и какие выводы они сделали в результате путешествия.
Герберт Уэллс (1920, 1934 годы)
Автор известных научно-фантастических романов «Машина времени», «Человек-невидимка» и «Война миров» в России побывал трижды. Впервые это произошло ещё в 1914 году, перед началом Первой мировой, во второй раз — в сентябре-октябре 1920 года.
Результатом второй поездки писателя стала работа «Россия во мгле». В воспоминаниях прозаик честно описал разруху после Гражданской войны, скрыть которую было невозможно:
«Дворцы Петрограда безмолвны и пусты или же нелепо перегорожены фанерой…
Магазины в Петрограде имеют самый жалкий и запущенный вид. <…> Это мёртвые магазины. Они никогда не откроются вновь.
Вряд ли у кого в Петрограде найдётся во что переодеться».
Всеобщая нищета и запустение сильно контрастировали с тем, что классик увидел в довоенной России 1914 года. Всё это произвело на него гнетущее впечатление.
6 октября Уэллс встретился с Лениным. Они проговорили более часа, основными темами беседы были нынешнее положение России и её будущее. В последнем вопросе их взгляды разошлись. Писатель вспоминал:
«Эта тема привела нас к нашему основному разногласию — разногласию между эволюционным коллективистом и марксистом, к вопросу о том, нужна ли социальная революция со всеми её крайностями, нужно ли полностью уничтожать одну экономическую систему до того, как может быть приведена в действие другая. Я верю в то, что в результате большой и упорной воспитательной работы теперешняя капиталистическая система может стать „цивилизованной“ и превратиться во всемирную коллективистскую систему, в то время как мировоззрение Ленина издавна неотделимо связано с положениями марксизма о неизбежности классовой войны, необходимости свержения капиталистического строя в качестве предварительного условия перестройки общества, о диктатуре пролетариата и так далее».
Несмотря на всё увиденное и услышанное, Уэллс делает неожиданный вывод: большевики — самый подходящий в это время для России режим. Тем не менее их методы управления страной писатель не одобрял.Герберт Уэллс
В третий раз британец приехал в СССР по приглашению Сталина в 1934 году. Он встретился со старым знакомым Максимом Горьким, много общался с ним и пришёл к выводу, что Горький избегает любых политических тем. Когда Уэллс попросил показать ему широко распиаренный Дворец Советов, Алексей Максимович ответил, что строительство ещё не завершено. Гость предложил посмотреть стройку дворца, но выяснилось, что строительство и не начиналось.
В Ленинградской области Уэллс встретился с другим старым знакомым — учёным Иваном Павловым. Почти у всех людей, с которыми довелось общаться писателю в СССР, он отмечал одну общую черту: все уклонялись от откровенных разговоров о политике и государственной жизни. А именно это и волновало Герберта в первую очередь. Может показаться странным, но бытовые подробности жизни советских граждан — какие в городах улицы, какие продукты в магазинах, чем питаются в столице и в провинции — вообще не интересовали британца.
Вернувшись домой, Уэллс написал не о социально-экономической жизни в СССР, а сосредоточился на встрече со Сталиным, который произвёл на него в целом благоприятное впечатление. Помимо прочего, писатель заметил и такие черты советского вождя:
«По сравнению с президентом Рузвельтом он был очень скупо наделён способностью к быстрой реакции, а хитроумной, лукавой цепкости, отличавшей Ленина, в нём не было и в помине. Ленин был насквозь пропитан марксистской фразеологией, но эту фразеологию он полностью контролировал, мог придавать ей новые значения, использовать её в своих целях. Ум Сталина почти в той же степени вышколен, выпестован на доктринах Ленина и Маркса, как выпестованы гувернантками те умы британской дипломатической службы, о которых я уже написал столько недобрых слов. Его способность к адаптации так же невелика».
Итог третьего путешествия в Россию Уэллс подвёл так:
«Я ожидал увидеть Россию, шевелящуюся во сне, Россию, готовую пробудиться и обрести гражданство в Мировом государстве, а оказалось, что она всё глубже погружается в дурманящие грёзы советской самодостаточности. Оказалось, что воображение у Сталина безнадёжно ограничено и загнано в проторенное русло; что экс-радикал Горький замечательно освоился с ролью властителя русских дум. Для меня Россия всегда обладала каким-то особым очарованием, и теперь я горько сокрушаюсь о том, что эта великая страна движется к новой системе лжи, как сокрушается влюблённый, когда любимая отдаляется».
Бертран Рассел (1920 год)
Британский мыслитель до поездки в Россию считал себя социалистом и коммунистом. На родине он критиковал капитализм, религию и церковь, но после посещения Советской России скорректировал взгляды в либерально-демократическую сторону.
Рассел посетил Москву, Петроград и другие города в 1920 году. Во время поездки философ встретился с Лениным, Троцким, Горьким, Блоком, а также с представителями оппозиции и простыми людьми. Естественно, писатель увидел всю военную разруху, голод и нищету, но поразили Рассела не они, а догматизм большевиков, имевший все черты религиозного фанатизма. После возвращения в Британию он написал книгу «Практика и теория большевизма», где отметил:
«Я приехал в Россию коммунистом, но общение с теми, у кого нет сомнений, тысячекратно усилило мои собственные сомнения — не в самом коммунизме, но в разумности столь безрассудной приверженности символу веры, что ради него люди готовы множить без конца невзгоды, страдания, нищету».
«Большевизм не просто политическая доктрина, он ещё и религия со своими догматами и священными писаниями. Когда Ленин хочет доказать какое-нибудь положение, он по мере возможности цитирует Маркса и Энгельса».
«Если большевизм окажется единственным сильным и действующим конкурентом капитализма, то я убеждён, что не будет создано никакого социализма, а воцарятся лишь хаос и разрушение».
«Тот, кто, подобно мне, считает свободный интеллект главным двигателем человеческого прогресса, не может не противостоять большевизму столь же фундаментально, как и римско-католической церкви».
Как видим, взгляды Рассела на капитализм и церковь остались прежними, но его отношение к большевизму радикально изменилось. В 1918 году захват власти большевиками казался ему залогом скорого процветания во всём мире. Через два года, увидев всё собственными глазами и пообщавшись с теми, с кем были связаны его надежды, Рассел предрекал в ближайшем будущем лишь «хаос и разрушение».Бертран Рассел
Андре Жид (1936 год)
Французский писатель Андре Жид в середине 1930‑х годов считал СССР главным оплотом борьбы с нацизмом. Он неоднократно высказывался в поддержку большевиков и лично Сталина, советские власти считали Жида другом и даже издали его собрание сочинений в четырёх томах. Наконец, летом 1936 года Андре Жид посетил СССР. Поездка полностью изменила его мнение о Стране Советов.Встреча Жида в СССР с пионерами. 1936 год
Точный маршрут путешествия Жида неясен, но известно, что он посетил Москву, Ленинград, Северный Кавказ, Грузию и Крым. Сначала он побывал в столице, где навестил могилу умершего недавно Максима Горького и произнёс речь в память писателя. Ленинград оставил у гостя более благоприятные впечатления в сравнении с Москвой: Жид восхитился архитектурой этого города и не оценил столичную. Не понравился дефицит и огромные очереди в магазинах. Хорошие впечатления оставила Грузия. Писатель не останавливался подробно на деталях, а больше внимания уделил общей картине жизни в сталинском СССР. Прозаик считал, что страна движется к диктатуре и тоталитаризму.
Приехав во Францию, Жид написал очерк «Возвращение из СССР», а годом позже — «Поправки к моему „Возвращению из СССР“». В работе писатель рассказал о царивших в Союзе тоталитарных порядках, насилии над несогласными, отсутствии свободы мысли и жёстком контроле над всеми сферами государственной жизни. Жид писал:
«Малейший протест или критика приводят к строжайшему наказанию и мгновенно подавляются. Не думаю, что в какой-либо другой стране мира, даже в гитлеровской Германии, свобода мысли более задавлена страхом и насилием власти».
«Я просветился уже после того, как была написана книга об СССР. Ситрайн, Троцкий, Мерсье, Ивон, Виктор Серж, Легей, Рудольф и многие другие снабдили меня документами. То, что я в них нашёл и о чём только смутно догадывался, подтвердило и усилило мои выводы. Пришло время для Коммунистической партии Франции открыть глаза, чтобы перестали ей лгать. Или, если сказать по-другому, чтобы трудящиеся поняли, что коммунисты их обманывают так же, как их самих обманывает Москва».
Говоря о жертвах репрессий, о массовости которых он знал, Жид говорил:
«Я вижу их, я слышу их, я ощущаю их вокруг себя. Это их беззвучные крики разбудили меня сегодня ночью; их молчанье диктует мне сегодня эти строки. Именно мысли об этих мучениках навеяли мне те слова, против которых вы сегодня протестуете, ибо безмолвное признание со стороны этих людей — если книга моя сможет их достичь — для меня важнее восхвалений или поношений в „Правде“».
Такая критика сильно задела кремлёвское руководство. Жида вычеркнули из числа «друзей», а его книги не издавались в СССР вплоть до 1980‑х годов.
Лион Фейхтвангер (1936−1937 годы)
Немецкий писатель посетил СССР в декабре 1936 — январе 1937 года. Советское руководство интересовалось Фейхтвангером прежде всего как последовательным противником нацизма. Автор видел в Советском Союзе единственную в мире силу, которая способна сокрушить гитлеровский режим. В 1933 году Фейхтвангер, будучи немецким евреем, эмигрировал из Германии. Нацисты конфисковали всё его имущество, а книги сжигали на площадях.
Итогом поездки писателя в СССР стала книга «Москва 1937» — наиболее крупная зарубежная апологетика сталинского режима в те годы. В ней он оправдывал политические процессы над троцкистами, например утверждает, что все подсудимые — Пятаков, Радек, Серебряков и другие — действительно были иностранными шпионами.Заметка в «Правде» о встрече Сталина с Фейхтвангером. Справа на фото заведующий отделом печати Борис Таль, расстрелянный в 1938 году
Вот пара цитат из книги:
«То, что акты вредительства были, не подлежит никакому сомнению. Многие, стоявшие раньше у власти − офицеры, промышленники, кулаки, − сумели окопаться на серьёзных участках и занялись вредительством. Если, например, в настоящее время проблема снабжения частных лиц кожей и особенно проблема снабжения обувью всё ещё недостаточно урегулирована, то, несомненно, виновниками этого являются те кулаки, которые в своё время вредили в области скотоводства. Химическая промышленность и транспорт также долгое время страдали от вредительских актов. Если еще до сих пор принимаются чрезвычайно строгие меры к охране фабрик и машин, то на это имеется много причин, и это вполне обосновано».
«Когда я увидел и услышал Пятакова, Радека и их друзей, я почувствовал, что мои сомнения растворились, как соль в воде, под влиянием непосредственных впечатлений от того, что говорили подсудимые и как они это говорили. Если всё это было вымышлено или подстроено, то я не знаю, что тогда значит правда».
Книгу издали огромным тиражом в 200 тысяч экземпляров. Размер гонорара также был внушительным, что не могло не радовать живущего в эмиграции и утратившего четырьмя годами ранее всё имущество Фейхтвангера. Помимо этого, в СССР готовили издание полного собрания сочинений писателя, благодаря чему его безбедное будущее было обеспечено на годы вперёд.
А вот на Западе книгу раскритиковали за восхваление сталинизма, она негативно повлияла на репутацию Фейхтвангера. Лиона обвиняли в чрезмерной наивности, а также в том, что его подкупили. После эмиграции в США писателя неоднократно допрашивало ФБР, пытаясь выяснить, не является ли он советским агентом. Фейхтвангер прожил в США до конца жизни, но так и не получил американского гражданства.
Версию о подкупе подтверждает литературовед Марк Поляков. Он рассказывал о своём дальнем родственнике Германе Чайковском, который в 1937 году служил в НКВД и был приставлен к Фейхтвангеру как переводчик. «Не спускай с него глаз, − дали ему инструкцию, − и записывай всех, с кем он встречается». Через три дня начальник вызвал Чайковского и сказал: «Всё. Можешь за ним больше не следить. Ещё две-три инкунабулы, и он наш».
Инкунабулами называют книги, напечатанные после изобретения Гутенберга, но до конца XV века. Стоят они огромных денег. Фейхтвангер же был фанатичным библиофилом. Похоже, что подлинность подаренных ему в Москве инкунабул помогла ему поверить в подлинность сталинских процессов.
Джон Стейнбек (1947 год)
Американский писатель Джон Стейнбек посетил СССР в послевоенном 1947 году. Он побывал в Москве, Киеве, Тбилиси, Батуми, Сталинграде. Вернувшись домой, Джон описал путешествие в книге «Русский дневник», изданной в 1948 году в США, а в СССР — лишь 40 лет спустя.
Целью Стейнбека и сопровождавшего его фотожурналиста Роберта Капы было узнать о реальной жизни людей в СССР, так как с момента окончания войны ещё никто из американских деятелей культуры страну не посещал. Перед выездом они договорились «держаться подальше от Кремля» и поближе к людям. О том, как коллеги решились на путешествие, Стейнбек вспоминал:
«Мы принялись обсуждать, что может в этом мире сделать честный, свободомыслящий человек… И нам вдруг пришло в голову, что в России есть много такого, о чём вообще не пишут, и именно это интересовало нас больше всего. Ведь существует же у русского народа частная жизнь, но о ней нигде не прочтешь; об этом никто не пишет и не фиксирует на фотоплёнке».
Согласовав визит на уровне министерства иностранных дел и получив необходимые разрешения, Стейнбек и Капа двинулись в путь. В течение всего путешествия их сопровождали представители Всесоюзного общества культурной связи с заграницей (ВОКС). Сотрудники одновременно выполняли роль гидов и следили за тем, чтобы у путешественников сложилось «правильное» впечатление об увиденном.Стейнбек и Капа в СССР
Уже в Москве Стейнбека поразило, что все рестораны и магазины делились на обычные и коммерческие. И если в первых был постоянный дефицит и однообразие, то во вторых — изобилие деликатесов, большой выбор шампанского и вин, банки с икрой, колбасы, сыры и многое другое. Элитная продукция стоила очень дорого, и обычные граждане не могли купить товары высшего качества.
Стейнбек писал:
«Для простого русского главным было, сколько стоит хлеб и сколько его дают, а также цены на капусту и картошку».
Послевоенный голод 1946–1947 годов в Союзе, по разным оценкам, унёс жизни до полутора миллиона граждан.
В числе прочих моментов, поразивших в СССР, Стейнбек называл достигший пика культ личности Сталина:
«В Советском Союзе ничто не происходит без пристального взгляда гипсового, бронзового, нарисованного или вышитого сталинского ока. Его портреты висят не только в каждом музее, но и в каждом зале каждого музея. Его статуи в полный рост установлены перед всеми общественными зданиями. Его бюсты стоят перед всеми аэропортами, железнодорожными вокзалами и автобусными станциями. Такие бюсты стоят также во всех школах, а портреты часто висят прямо за бюстами. Дети в школах вышивают его портреты… Чудовищных размеров портреты Сталина висят на каждом общественном здании. Он всюду, он всё видит».
Киев запомнился писателю главным образом роскошными обедами. Американец подробно описывал, как их угощали разнообразными колбасами, рыбой и ставшей уже традиционной в их путешествии чёрной икрой.
После посещения оперы Александра Островского «Гроза» Стейнбек сделал такую запись:
«Нам показалось странным, что люди в зале, познавшие настоящую трагедию, трагедию вторжения, смерти, разорения, могут быть так взволнованы из-за судьбы женщины, которой поцеловали руку в саду».
Далее — Сталинград, который был полностью разрушен во время войны и только начал отстраиваться. Посещение этого города запомнилось писателю больше остальных, и описал он его максимально подробно:
«Параллельно дороге тянулось железнодорожное полотно, вдоль которого валялись товарные вагоны и платформы, обстрелянные и покорежённые во время войны. На много миль вокруг Сталинграда вся земля была завалена металлоломом, оставшимся от военных действий: сожжёнными танками, заржавевшими рельсами, взорванными грузовиками, обломками артиллерийских орудий…
По окраинам города вырастали сотни новых домиков, но, въехав в сам город, мы не увидели почти ничего, кроме разрушений… Обычно даже в разбомбленном городе некоторые стены всё-таки остаются целыми; а этот город был уничтожен ракетным и артиллерийским огнём до основания. Битва за Сталинград длилась несколько месяцев, он не раз переходил из рук в руки, и стены здесь тоже сровняли с землей. А те немногие, что остались стоять, были буквально изрешечены пулемётным огнём. На центральной площади лежали развалины того, что раньше было большим универмагом. Он стал последним опорным пунктом окружённых фашистов. Именно здесь попал в плен фон Паулюс, именно здесь стало ясно, что осада завершилась».
Несмотря на полное разрушение, в городе жили люди. Стейнбек пишет:
«Что самое удивительное — эти руины не пустовали. Под завалами находились подвалы и щели, в которых жило множество людей. До войны Сталинград был большим городом с многоквартирными домами, а теперь их не стало, за исключением новых домов на окраинах. Но ведь люди должны были где-то жить — вот они и жили в подвалах домов, в которых раньше были их квартиры».
Фото Роберта Капы из Сталинграда
Некоторые из местных жителей, кто оставался в городе во время многомесячных боёв, тронулись рассудком. Об одной из таких девушек Стейнбек упоминал в книге:
«Перед гостиницей, прямо под нашими окнами, была небольшая помойка, куда выбрасывали корки от дынь, кости, картофельную кожуру и прочее. В нескольких метрах от этой помойки виднелся небольшой холмик с дырой, похожей на вход в норку суслика. И каждый день рано утром из этой норы выползала девочка. У неё были длинные босые ноги, тонкие жилистые руки и спутанные грязные волосы. Из-за многолетнего слоя грязи она стала тёмно-коричневой. Но когда эта девочка поднимала голову… У неё было самое красивое лицо из всех, которые мы когда-либо видели…
Она совершенно не напоминала слабоумную, у неё было лицо вполне нормального человека. В кошмаре сражений за город с ней что-то произошло, и она нашла покой в забытьи. Сидя на корточках, она подъедала арбузные корки и обсасывала кости из чужих супов. Часа за два пребывания на помойке она наедалась, а потом шла в сорняки, ложилась и засыпала на солнце».
Завершилось путешествие посещением Грузии и её черноморского побережья. Здесь располагались многочисленные санатории и дома отдыха, магазины и рестораны были полны всеми видами продуктов. Однако Стейнбек приходит к выводу, что всё это изобилие доступно лишь партийным чиновникам, генералам, писателям, артистам и их родственникам. Обычные же люди живут в нищете, как и в других регионах страны.
В целом же «Русский дневник» — ценнейший источник о жизни в послевоенном СССР. Автор пишет только о том, что видел собственными глазами, сосредотачивается на том, что волновало его самого и его читателей. А опубликованные в книге фотографии Роберта Капы дают наглядное представление о том, что всё написанное — правда.
Андрей Сарматов
https://vatnikstan.ru/history/pisateli-v-sssr/
Свежие комментарии