Владимир Лебедев и ленинградская школа книжной графики
Самобытность детской книги 1920‑х — первой половины 1930‑х годов проявилась не только в работах «мирискусников». В то время центром детского книгоиздательства стал Ленинград, где сложилась местная школа книжной графики. Большинство ленинградских мастеров сгруппировались тогда вокруг талантливого живописца и графика Владимира Лебедева. В противовес традициям «Мира искусства», художники не стремились к декоративности. Книгу не иллюстрировали, её «собирали», словно конструктор — текст, шрифт и иллюстрации представляли собой единое целое.
В 1922 году вышла книга «Слонёнок» Редьярда Киплинга, оформленная Лебедевым. Крокодил, жираф и страус здесь будто склеены из неровных кусков ткани. Они нарисованы чёрным и помещены на пустом белом фоне — ни деревца, ни цветка, ни Африки вокруг. Какой контраст по сравнению, например, с животными Чехонина из «Тараканища»! В нарисованных героях «Слонёнка» чувствуется влияние конструктивизма и супрематизма. Но, как пишет Юрий Герчук, «то, что у супрематиста Эль Лисицкого выглядит холодной рациональной абстракцией, у Владимира Лебедева становится весёлой, озорной игрой». Звери похожи на фигурки из игрушечного магазина — хочется взять и повертеть в руках. Скупая манера изображения не лишает их живости, «всамделишности», что так важна для маленького читателя. Герчук пишет:
«Вот Павиан — мохнатый ком жёсткой шерсти, из которого торчит важная собачья морда, растопыренные ладошки и лысый задик. Жираф, весь, кроме ног и головы, составленный из пятен. Зубчатый, как пила, Крокодил, Страус с глупым громадным глазом и пушистым хвостом. Похожая на куль с мукой Бегемотиха… Шершавую шкуру бегемота, жёсткий волос павиана, рыхлый пух страусового хвоста мы чувствуем как бы на ощупь, так что хочется порой по-детски проверить себя, потрогав гладкий лист.
Вот бежит по бумаге Слонёнок, размахивая только что полученным хоботом, так быстро, что сейчас убежит, со своей белой страницы, выбежит на стол, свалится на пол… С ним можно играть, забирая его из сказки к себе»
В конце 1924 года в Ленинграде создаётся Детский отдел Государственного издательства, который возглавил Самуил Маршак, а его художественную редакцию — Владимир Лебедев. Художник и писатель постоянно сотрудничали. В число наиболее известных книг, проиллюстрированных Лебедевым, входят, прежде всего, книги самого Маршака: «Цирк», «Мороженое», «Сказка о глупом мышонке», «Усатый полосатый», «Разноцветная книга», «Двенадцать месяцев», «Багаж». О работе с Лебедевым Маршак писал:
«Мне довелось работать с ним в той области, где рисунок ближе всего соприкасается со словом — в книге для детей… Владимир Лебедев никогда не был ни иллюстратором, ни украшателем книг. Наряду с литератором — поэтом или прозаиком — он может с полным правом и основанием считаться их автором: столько своеобразия, тонкой наблюдательности и уверенного мастерства вносит он в каждую книгу. [Его рисунки] необычайно ритмичны и потому так хорошо согласуются со стихами… Лаконичность, меткость, остроумие, подлинная красочность (при наличии немногих красок) — всё это сделало детскую книгу произведением большого искусства».
Самуил Маршак «Мороженое» (1925). Иллюстрации Владимира Лебедева
Самуил Маршак «Усатый-полосатый» (1930). Иллюстрации Владимира Лебедева
Самуил Маршак «Багаж» (1926). Иллюстрации Владимира Лебедева.
Среди совместных работ Лебедева и Маршака стоит отметить «Цирк» (1925) — одну из самых весёлых и изобретательно оформленных цветных книжек художника. Атлеты, эквилибристы, клоуны и дрессированные животные напоминают героев советского плаката — их изображения схематичны, окрашены в насыщенные, чистые цвета без теней и полутонов. Как и в «Слонёнке», изображения артистов не статичны — в них чувствуется жизнь, стремительность движения. Несмотря на отсутствие фона — цирковой арены, — здесь идёт настоящее представление, за которым интересно наблюдать.
Катится по плоскости страницы «Мамзель Фрикасе на одном колесе», а за ней, балансируя со скрипкой на плече, «по проволоке дама идёт, как телеграмма». Велосипед «мамзели» — круг с тремя палочками и пятном-опорой, проволока эквилибристки — тонкая жёлтая линия, натянутая между двумя красными кругами. Благодаря этим художественным приемам, «Цирк» Лебедева стал не просто красочной развлекательной книжкой, но и отличным инструментом для развития детского воображения. Фантазия ребёнка сама достраивает картинку, опираясь на обобщенные изображения.
Талант Лебедева заключался не только в художественном чутье. Замечательный педагог, он собрал вокруг себя талантливых молодых мастеров, книги которых любят и читают до сих пор. Ученица Лебедева Татьяна Шишмарёва вспоминает:
«У него было поразительное умение собрать в издательстве всё лучшее, что было в ту пору в Ленинграде. Привлечь и разыскать интересную молодёжь, которая во главе с ним и такими художниками, как Тырса, Лапшин, Конашевич, и создала советскую детскую книгу. И, что было очень важно, люди были разные, непохожие… и всех их объединяла общая задача — создание понятной, увлекательной, познавательной и стоящей на очень высокой ступени как в литературе, так и в искусстве детской книги… Жизнь в редакции была очень живой. Обсуждали, советовались, показывали друг другу. Сотрудники Детгиза назывались, и недаром, впоследствии „лебедята“. Он умел воспитывать и помогать найти себя молодёжи».
Татьяна Шишмарёва (1905–1994) начинала творческий путь с акварели — прозрачной, текучей и совсем не «плакатной». В её работах угадывается влияние импрессионизма, которое не пропало даже в 20‑е, когда на первое место вышли строгие формы конструктивизма. Иллюстрации художницы, выполненные цветными карандашами и красками, не потеряли своей лёгкости благодаря частому использованию штриховки и мелких мазков. Пушистая, почти чарушинская белка по имени Бесик (потому что вела себя «как бесёнок») из одноимённой книги 1927 года, на одном из рисунков убегает от девочки, силуэт которой рассыпается бумаге множеством точек и штришков.
Елена Верейская «Бесик» (1927). Иллюстрации Татьяны Шишмарёвой.
Немного иначе выглядят «Кино-загадки» (1930), раскрывающие секреты трюков Чарли Чаплина, Бастера Китона и других актёров. Правда, в сцене с часами, подсмотренной, вероятно, в фильме «Наконец в безопасности» (1923), играет не Китон, а Гарольд Ллойд — но это уже вопрос к автору текста Евгению Шварцу. Юный читатель узнаёт, что поражающие воображение сцены снимались не в бушующем море, не на крыше небоскрёба и не в облаках. Трюки ставили в небольшом павильоне, уставленном декорациями и оборудованием для спецэффектов.
На разворотах книги художница сопоставила крупные и общие планы: как всё выглядело в кино, и как снималось на самом деле. Для большей наглядности она использовала замечательный приём: крупные планы, нарисованные серой и чёрной красками, выглядят как настоящие кадры из фильма. Рисунки же со съёмочной площадки выполнены в цвете. Рабочие на съёмках — застывшие, будто картонные — напоминают реквизит. В крупных планах, наоборот, чувствуется движение — порывистое, резкое, как в настоящем кино. И снова — импрессионизм: размытые или отсутствующие лица героев, приглушённые оттенки красок, что положены на бумагу щетинистой кистью. Шишмарёва остается верна своей манере независимо от используемых инструментов, и это на пользу книге: «подвижное» искусство кинематографа оживает на статичной плоскости бумаги.
Талант художницы впоследствии из детской книги перекочевал в классическую литературу — после войны Лебедев предложил ей попробовать себя в новой сфере. И не ошибся: Шишмарёва мастерски иллюстрировала Пушкина, Чехова, Лескова и других классиков, которых и сама очень любила читать.
Живыми и подвижными выглядят иллюстрации представительницы русского авангарда Веры Ермолаевой (1893–1937). В её работах чувствуется почти детская непосредственность и свобода самовыражения. Однако такие книги Ермолаева начала делать уже после того, как пришла к лебедевцам. До этого, в 1923 году, вышла книжица «Зайчик» с одним из самых жестоких детских стишков про выстрел охотника, после которого «пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой». Интересно, что в данном издании слово «умирает» заменили на «убегает».
Иллюстрации выглядят мрачно — гротескные образы героев выполнены в чёрном и красном цветах, по страницам книги кляксами растекаются алые пятна. Интересное мнение по поводу жутковатых картинок высказывает коллекционер старой книги:
«Гениальный трагифарс проявляет Вера Ермолаева, оформляя народную сказку про зайчика… Рисунок, иллюстрирующий первую же строчку („Раз, два, три, четыре, пять“), — приводит читателя в остолбенение: на нём мы видим бородатого охотника и зайца… пожимающих друг другу руки! Мы видим двух единомышленников, договаривающихся совместно разыграть перед зрителем душераздирающую трагедию о гибели зайца… мы имеем дело с игрой. С игрой — в убийство…»
Дальше последует совсем недетская трактовка иллюстраций:
«Страна только-только начинала вылезать из бездны гражданской войны… Хотелось думать, что прошедшее — было неправдой; что кровавое месиво истории — всего лишь театральное представление, где обе смертельно враждебные друг другу стороны — всего лишь договорились между собой доставить удовольствие зрителю; в действительности же — те и другие не полярно противоположны, а одинаковы, дружественны, а не враждебны. Политический подтекст… реализован в рисунках, выполненных Верой Ермолаевой, с максимальной полнотой и на впечатляющем мировоззренческом уровне».
Во второй же половине 20‑х годов книги Ермолаевой приобрели ту самую детскую непосредственность и лёгкость, что пришлась по вкусу ценителям искусства и простым читателям. Среди этих изданий — замечательные «Собачки» (1929), которые, как «Цирк» Лебедева, могут не только развлекать, но и учить. В данном случае — счёту. О «Собачках» Юрий Герчук напишет:
«„Собачки“ (1929) — большие и маленькие, меньше, меньше — с ноготь, с блоху, их множество и все живые, с повадкой и характером, скачут, движутся… Живая детскость этих рисунков — не подражание, а чувство, умение опытного художника жить детскими ощущениями и рассказывать о них на языке высокой художественной культуры. Эта книга имела успех не только у детской, но и у взрослой аудитории. „Собачки“ устроены довольно просто: в самом начале общим текстовым блоком рассказывается о выставке, на которой мальчик пытается зарисовать в своём блокноте понравившихся ему собак. Но на выставке их так много, что мальчику просто не хватает листов в блокноте. Приходится умещать на одной странице по две, три и более таких собачек. Это делает юного читателя «Собачек» ещё и „считателем“ — книга не лишена педагогического смысла».
Николай Лапшин (1891–1942) не придерживался определённой манеры рисунка. Он умел сочетать разные техники, не нарушая гармонию книги. Мог создавать чётко очерченные фигуры, заполненные локальным цветом или, наоборот, изображать зыбкие силуэты с плавными переходами тона и штриховкой, имитируя зернистую фактуру бумаги. Особенно это заметно в книге «Город и деревня» (1927). Её текст построен на противопоставлении деревни городу, деревянных изб и таких же телег современным каменным домам и гремящим моторам. Такая история — отличная возможность для Лапшина использовать авторские приёмы. «Нельзя одинаково изобразить телегу и современный троллейбус», — говорил он.
Художник изобрёл способ заинтересовать маленького читателя — первые строки стихотворения он поместил не на первой странице, а на обложке. Тем самым приглашая ребенка заглянуть внутрь и посмотреть, что будет дальше. Изображая городские улицы, транспорт и дымящие трубы заводов, он прибегал к использованию сплошных, насыщенных цветов. Деревенские пейзажи выглядят светлее, воздушнее, здесь чаще используется штриховка, заметна текстура, переходы тона. Ещё одно заметное различие — зелёный цвет, который практически не встречается в городской среде. На все городские пейзажи в книге приходится лишь одно деревце.
Искусствовед Борис Сурис так писал о таланте Лапшина:
«Он умел так распорядиться скудным арсеналом возможностей, предоставляемых тогдашней убогой полиграфией, что его более чем скромные, минимумом средств сделанные книжки, одетые чаще всего в мягкую обложку и отпечатанные на плохой бумаге, становились — если вспомнить проводимую иногда параллель между искусством книги и зодчеством — отличным примером архитектуры малых форм».
Лапшин действительно был превосходным книжным «конструктором». Он работал с плоскостью страницы с точностью чертёжника. При этом рисунки автора несут в себе особое настроение, лиричность и мягкий юмор, близкий как ребёнку, так и взрослому.
Николай Андреевич Тырса (1887–1942) — выдающийся пейзажист, акварелист, график и преподаватель, воспитавший немало художников. Одна из его самых знаменитых работ в детской книжной графике — первое издание «Республики ШКИД» (1927) Леонида Пантелеева.
Иллюстрации были выполнены художником в технике, очень популярной в 20‑е годы, особенно в Ленинграде. Тырса использовал так называемую «ламповую копоть» — краску на основе сажи, что получалась от сжигания горящих масел. В умелых руках этот чёрный пигмент, как ни парадоксально, начинает «светиться» — белая поверхность бумаги проступает сквозь краску — где-то больше, где-то едва заметно, в зависимости от плотности мазка. Тырса умело работает со светом — делает его то тусклым и «пасмурным», как на первой иллюстрации с уличным пейзажем, то ярким и резким, освещающим лица беспризорников на большинстве рисунков. Благодаря этому лица персонажей выглядят ещё выразительней — чья-то злорадная улыбка, лукавый взгляд, плотно сжатые от злости зубы. Труд художника высоко оценил автор книги Леонид Пантелеев. В биографическом очерке «Тырса» он писал:
«То, что он сделал с „Республикой ШКИД“, казалось (и кажется) мне стоящим на грани волшебства… Это очень точный реалистический рисунок с едва уловимым оттенком гротеска. Короче говоря, это стиль самой повести… Не забуду, как поразило меня и моего соавтора, покойного Григория Георгиевича Белых, почти фотографическое сходство многих персонажей повести, людей, которых Николай Андреевич не видел и не мог видеть. Рисовал он, полагаясь только на наш далёкий от совершенства текст и на собственную интуицию».
В конце 20‑х к лебедевскому кружку присоединились Юрий Васнецов (1900–1973), Евгений Чарушин (1901–1965) и Валентин Курдов (1905–1989). Экстравагантная троица резко выделялась на фоне остальных художников. Татьяна Шишмарёва вспоминает:
«Их было трое: Васнецов, Курдов, Чарушин. И так они первое время и воспринимались — втроём. Они были особые, не похожие на окружающих, несмотря на американизированную внешность — одинаковые клетчатые гольфы, — не горожане, не петербуржцы, вятичи и с Урала. Первое время они так и ходили всегда втроём… Постепенно с этой общей тропы они пошли в разные стороны, и Лебедев помогал им выбрать каждому свой путь. От них исходило впечатление силы. Завоеватели. Будущее принадлежит нам. Так и стало».
Дети и сейчас с удовольствием читают сказки и потешки, украшенные волшебными иллюстрациями Васнецова, знакомятся с животным миром, рассматривая трогательные рисунки Чарушина. Однако эти художники известны прежде всего по книгам 60–70‑х годов. Мы же расскажем о ранних работах мастеров, которые тоже заслуживают внимания.
Книгу Юрия Васнецова «Болото» (1931) переиздали только спустя 90 лет, в 2021 году. Появлению иллюстраций предшествовала прогулка по настоящему болоту, где художник наловил стрекоз, паучков, улиток, головастиков и лягушек. Принёс их домой, расселил живность в банках и стал рисовать. Увы, труд художника оказался незаслуженно забытым.
Книга Виталия Бианки «Первая охота» (1933) с иллюстрациями Евгения Чарушина, напротив, выдержала множество переизданий. Талантливый художник-анималист уже на ранних этапах творчества умел с удивительной точностью передать внешний вид животного, не прибегая к тщательной деталировке рисунка. С помощью нескольких точных мазков он изображал текстуру шерсти или оперения, заросли травы, ветви деревьев. В «Первой охоте» черная клякса превращается в забавного щенка, а пятна, штрихи и завитушки расползаются по странице стайкой насекомых. В последующие годы рисунки будут меняться — художник создавал новые иллюстрации практически ко всем переизданиям своих книг.
Иллюстрации Валентина Курдова (1905–1989), к сожалению, не так широко известны, как работы его товарищей. Ученик Казимира Малевича и Кузьмы Петрова-Водкина, он заслужил высокие оценки учителей и стремился к созданию «русского кубизма». Не сложилось: уже к концу 20‑х авангард в СССР был не в чести. Художник занялся иллюстрацией детских книг, большую часть из которых оформил 30‑е годы. О работе Курдов говорил:
«Сделать для детей книгу чрезвычайно трудно, это как выжать из себя сок».
Знаменитая история Киплинга о храбром мангусте «Рикки-Тикки-Тави» (1934) с иллюстрациями Валентина Курдова считается одним из лучших образцов книжной графики того времени. На страницах издания оживает настоящий экзотический лес, населённый множеством растений и животных. Художник намеренно не изображает людей, чтобы не отвлекать читателя от главных героев — мангуста и кобры. Чтобы показать противоборство двух животных, Курдов использует разные текстуры. Упруго закрученная спираль змеи, нарисованная жирной изогнутой линией с чёткими контурами, борется с намеченной мелкими штрихами крошечной, невесомой фигуркой мангуста. Особого внимания заслуживают сцены сражения.
Чтобы сконцентрировать внимание зрителя на происходящем, художник изображает героев на белом листе, без заднего фона, создавая напряжённую, динамичную сцену смертельного поединка.
Завершая рассказ о ленинградской школе, нельзя не упомянуть талантливого и притом очень плодовитого иллюстратора Владимира Конашевича (1888—1963). Наряду с Лебедевым, он являлся одним из ведущих художников детской книги 1920‑х — первой половины 30‑х годов. Сложно остановиться на одной из его работ — каждая из них по-своему уникальна, обаятельна и выполнена с искренней добротой к маленькому читателю. Иллюстрации Конашевича до сих пор знают и помнят многие поколения взрослых. Кто-то хранит эти книги в семейной библиотеке, а кто-то покупает переиздания. Рисунки нравятся и современным детям, что неудивительно — художник обладал уникальной способностью понимать внутренний мир ребёнка, говорить с ним на одном языке:
«Я твёрдо уверен, что с ребёнком не нужно сюсюкать и не нужно карикатурно искажать формы… дети — народ искренний, всё принимают всерьёз. И к рисунку в книжке относятся серьёзно и доверительно. Поэтому и художнику надо к делу относиться серьёзно и добросовестно».
Первой детской книгой Конашевича стала «Азбука в рисунках» (1918). По воспоминаниям его дочери, «Азбука» родилась из писем, которые художник отправлял жене, уехавшей к родным на Урал:
«Папа писал маме письма, а мне присылал картинки. На каждую букву алфавита. Мне было уже четыре года, и, очевидно, он считал, что пора уже знать буквы. Позднее эти картинки были изданы под заглавием „Азбука в картинках“».
Серьёзно иллюстрацией детских книг Конашевич начал заниматься с 1922 года. С его рисунками выходят сказки «Конёк-горбунок», «Мальчик с пальчик», «Красная шапочка» Шарля Перро, «Сказка о рыбаке и рыбке» Пушкина и другие.
Александр Пушкин «Сказка о рыбаке и рыбке» (1922). Иллюстрации Владимира Конашевича. Источник: fairyroom.ru
О таланте Конашевича Юрий Герчук писал:
«Он мог изобразить любую, самую нелепую „Путаницу“ Чуковского и добавить к ней ещё десятки своих собственных забавных подробностей. Конашевич… не просто раскрашивал свои рисунки, а создавал их с помощью цветовых пятен, после этого пером уточнял и детализировал рисунок. Его иллюстрации всегда наполнены смыслом, в них чувствуется некая музыкальность и праздничность… Так же нарядно подвижны и его шрифты, где капризные изгибы штрихов приобретают порой упругую подвижность вибрирующей часовой пружинки. В отличие от сурово-конструктивных лебедевцев он не отказывался и от орнаментальных рамок… вычурно-нарядных и вибрирующих».
Лучшие и самые известные работы художника связаны, в первую очередь, с именем Корнея Чуковского. Благодаря их долгому творческому тандему вышли в свет «Путаница» (1926), «Муха-цокотуха» (1927), «Барабек и другие стихи для детей» (1929), «Тараканище» (1929), «Телефон» (1934) и другие книги.
Корней Чуковский «Муха-цокотуха» (1927). Иллюстрации Владимира Конашевича
Корней Чуковский «Барабек и другие стихи для детей» (1929). Иллюстрации Владимира Конашевича
Корней Чуковский «Телефон» (1934). Иллюстрации Владимира Конашевича.
Первой совместной работой Конашевича и Чуковского стала «Муркина книга» (1924). Мурочкой или Муркой писатель называл младшую дочь, Марию Корнеевну. В 1923 году в своём дневнике Чуковский опишет забавный случай, возникший при подготовке иллюстраций:
«Я водил вчера Мурку к Клячко (редактор ленинградского издательства „Радуга“, в котором выходили многие детские книги того времени. — Прим.) — показать, как делается „Муркина книга“. Мурку обступили сотрудники, и Конашевич стал просить её, чтобы она открыла рот (ему нужно нарисовать, как ей в рот летит бутерброд, он нарисовал, но непохоже). Она вся раскраснелась от душевного волнения, но рта открыть не могла, оробела».
Иллюстрациями Чуковский остался недоволен. Как и следующей работой Конашевича — рисунками к «Мухиной свадьбе» (издана в 1924‑м, в 1927‑м выйдет под названием «Муха-цокотуха». — Прим.). Из дневников Чуковского:
«Очень огорчают меня рисунки Конашевича к «Муркиной книге… Третьего дня пошёл я в литографию Шумахера (Вас. О., Тучков пер.) и вижу, что рисунки Конашевича к „Мухе-цокотухе“ так же тупы, как и рисунки к „Муркиной книге“. Это привело меня в ужас. Я решил поехать в Павловск и уговорить его — переделать всё… Я привёз его прямо в литографию, и вид исковерканных рисунков нисколько не взволновал его».
«Его письма ко мне распадаются на две, почти равные группы: в одних он меня ругательски ругает, в других безмерно хвалит», — рассказывал Конашевич. И иронично замечал: «Хотите узнать, каково быть детским художником — почитайте мою переписку с Корнеем Ивановичем».
Расцвет детской книги 1920–1930‑х годов был необычайно ярким, но всё же недолгим. К середине 30‑х ситуация радикально изменилась — идеологическое давление в изобразительном искусстве приняло форму «борьбы с формализмом», под которым понималось любое отступление от принципов социалистического реализма. 1 марта 1936 года в газете «Правда» была опубликована статья «О художниках-пачкунах», в которой ведущие мастера детской книги, прежде всего Владимир Лебедев и Владимир Конашевич, подверглись грубым нападкам. Художников назвали формалистами и «компрачикосами» (торговцы детьми, уродовавшие их внешность для дальнейшей перепродажи в качестве шутов, акробатов и так далее, термин из романа Виктора Гюго «Человек, который смеётся». — Прим.). Вслед за статьёй последовала лавина публикаций и настоящая травля выдающихся мастеров. Искусство детской книги замрёт в своём развитии на долгие годы.
Лена Ека
https://vatnikstan.ru/culture/detknizh-grafika-1920h/
Свежие комментарии