VATNIKSTAN публикует вторую статью цикла историка Александра Трускова, анализирующего эволюцию восприятия образа Николая II в народной молве и общественном мнении во время Первой мировой войны. Если в первой публикации рассматривалось, каким предстал император Российской империи накануне и в начале военного конфликта в 1914 году, то в данном материале рассказывается об изменениях в восприятии, которые произошли на фоне активных боевых действий в 1915 — 1916 гг. .
Для Николая II произвести хорошее впечатление в войсках было чуть ли не самой важной задачей в течение всего периода войны. Серьёзное поражение, нанесённое России Японией, всё ещё не забылось, и царю казалось правильным показать себя настоящим отцом своим воинам. Эти стремления поддерживала и жена императора. Ещё во времена Русско-японской войны писала она Николаю: «Я люблю милых солдат и хочу, чтобы они увидели тебя, прежде чем отправиться сражаться за тебя и за твою страну. Совсем другое дело – отдать жизнь, если ты видел своего императора и слышал его голос …» Александра Фёдоровна, как и многие другие представители династии, разделяла мнение о животворящей сущности встреч самодержца с его воинами. Такие встречи, по её мнению, должны были необычайно воодушевить офицерство и солдат на ратные подвиги.
Во время Первой мировой войны царица также настаивала на встречах с солдатами: «…надеюсь, тебе удастся повидать много войск. Могу себе представить их радость при виде тебя, а также твои чувства – как жаль, что не могу быть с тобой и все это видеть!» Ей вторила княжна Ольга Николевна: «Когда Тебя увидит войско, и после им будет ещё легче сражаться и Тебе будет хорошо увидеть их». Письма императрицы и княжны были написаны одно за другим, 19 и 20-го сентября 1915 года, соответственно. На следующий день император прибыл в Барановичи в ставку Верховного командования. В Ставке была сделана одна из важнейших фотографий царя. На ней он восседал за столом в комнате, увешанной большими картами военных действий. Рядом с ним располагался великий князь Николай Николаевич. За спинами отпрысков монаршей фамилии располагались начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал Н. Н. Янушкевич и генерал-квартирмейстер Ю. Н. Данилов, щеголявшие только что врученными орденами. Рядом с рукой императора лежали карандаши, что должно было произвести впечатления об усердной командной работе, проводимой царём.
Данный снимок стал основой для почтовых открыток, а во Франции на его основе был создан графический рисунок. На нём Николай II работает с картой, размечая планы будущих операций, а три генерала и среди них Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич, внимательно и почтительно наблюдают за ним. В дальнейшем рисунок использовался и в русских изданиях.
Николай II в Ставке. Сентябрь 1915 года
После Ставки царь отправился в Ровно, где посетил лазарет. Затем Николай II и окружение отправились на поезд к Белостоку и, пересев на военные автомобили, добрались до Осовца, крепости на линии фронта. Эта крепость пережила несколько ожесточённых атак противника и стала символом героизма. Поездка оказалась неожиданной как для коменданта, так и для Ставки. Великий князь Николай Николаевич, главнокомандующий на тот момент, выступал против посещения императором фронтовых частей. Он не только боялся за жизнь императора. Два Николая находились в соперничестве за популярность в войсках. Великий князь редко посещал войска, игнорируя советы подчинённых, призывавших его воодушевить полки личным присутствием.
Царь сетовал на сопротивление великого князя в письмах к жене: «Увы! Николаша, как я и опасался, не пускает меня в Осовец, что просто невыносимо, так как теперь я не увижу войск, которые недавно дрались. В Вильне я рассчитываю посетить два лазарета – военный и Красного Креста; но не единственно же ради этого я приехал сюда!» Царица и Распутин поддерживали царя в его устремлениях. Их поддержка помогла царю всё-таки принять решение посетить крепость. 25 сентября в письме к жене Николай II выразил своё удовольствие от посещения крепости: «Всё-таки остановился в Белостоке и посетил Осовец, нашёл гарнизон в очень бодром виде». Кроме царицы и приближённого к ней старца, царя поддержали сопровождавшие его генералы В. Н. Войеков, дворцовый комендант, и В. А. Сухомлинов, военный министр. Часть царской благодарности досталась и им.
Главнокомандующий Николай Николаевич
Важность посещения императором прифронтовой зоне вынужден был признать и главнокомандующий Николай Николаевич. Им был издан специальный приказ, в котором содержались такие строки: «Таким образом Его Величество изволил быть вблизи боевой линии. Посещение нашего державного Верховного Вождя объявлено мною по всем армиям и я уверен воодушевит всех на новые подвиги, подобных которым святая Русь еще не видала»
Но и без советов приближённых император прекрасно понимал важность своих поездок в армию для пропаганды. Это совпадало и с его личными желаниями. Николай IIсчитал себя профессиональным военным и хотел быть им не только внешне, но и на деле, показать себя храбрым офицером военного времени. Нужно также учитывать, что между монаршими персонами Европы проходило негласное соревнование в репрезентации собственного образа. Стремление подать себя наиболее выгодно ограничивала потребность беречь драгоценную жизнь, протоколы и запреты охраны. Примечательно, что единственным человеком, позволившим себе пролететь на аэроплане над позициями врага, был бельгийский монарх Альберт, прозванный «королём-рыцарем». Главы великих держав, конечно, не могли позволить себе пойти на такое, но показать свою храбрость хотелось и им.
Над императором довлело общественное мнение. От царя ожидали всё более решительных действий. Николая II сравнивали с германским императором, противопоставляя русскому царю яростность и импульсивность кайзера. Так 34-летний мещанин города Стародуба заявлял: «Вот Вильгельм победит, потому что у него сыновья в армии, и сам он в армии со своими солдатами, а где нашему дураку ЦАРЮ победить… Он сидит в Царском Селе и переделывает немецкие города на русские».
Иные противопоставляли императора его царственным предкам. В частности, 62-летний неграмотный крестьянин Курской губернии был наказан четырьмя месяцами заключения в крепости за слова, произнесённые во время коллективного прочтения газеты: «Как мы воевали, то с нами на позициях был Сам ГОСУДАРЬ с Князьями, мы тогда брали и побеждали, а этот ГОСУДАРЬ не бывает никогда, только гуляет по саду с немцами, спит и ничего не делает».
Николай II и его царственные предки
Доставалось царю и от грамотных людей. Киевский купец У. Я. Бродский был наказан годом заключения в крепости за слова, произнесённые в ноябре 1914 года: «Государь император должен был из Петрограда прямо в Варшаву, а поехал кругом, вот сукин сын».
Пропаганда и большая часть приближённых, конечно же, одобрительно отзывались о визитах императора в войска и прифронтовые местечки. Но существовало и иное мнение. Кадровый офицер лейб-гвардии Семёновского полка охарактеризовал царский смотр состоявшийся 17 декабря 1915 г. в совершенно иных тонах:
«Была оттепель. Переминаясь на грязной земле, мы ждали часа два. Наконец, когда уже стало смеркаться, подошли царские автомобили. Из первой машины вышел маленького роста полковник. … На этого, идущего по фронту низенького, с серым и грустным лицом человека некоторые смотрели с любопытством, а большинство равнодушно. И “ура” звучало равнодушно. Никакого воодушевления при виде “вождя” мы тогда не испытывали. А воинам нужно воодушевление, и чем дольше они воюют, тем оно нужнее».
Данное мнение особенно важно в силу того, что их автор остался убеждённым монархистом.
Императору данный смотр запомнился совершенно иначе: «Вид частей чудный. После раздачи Георгиевских крестов обошел все части и благодарил их за службу».
Другие источники также отмечают разочарование солдат при встрече с царём. Многим он казался человеком несоответствующим своему положению физически и харизматически. Иные же, одобряя действия царя в целом, находили в них некоторые изъяны. Даже царица считала неправильным желание царя жертвовать католикам деньги. Царица не верила в религиозное примирение и прямо писала царю: «Нельзя доверять этим полякам – в конце концов, мы их враги, и католики должны нас ненавидеть» — предваряя своими словами посещение царём разрушенных костелов и католических святынь.
Обложка журнала «Огонёк» с приказом о том, что Николай II главнокомандующим русской армии. 1915 год.
Порою визиты императора провоцировали прямые оскорбления в его адрес. Нелестных слов удостоилось посещение Екатеринодара (ныне Краснодар — прим. ред) со стороны подданной Турции немки М. Мель: «… видела и я вашего Императора, какой-то он замученный – наверно, испугался Вильгельма». Впрочем, жандармы, расследовавшие дело об оскорблении царя немкой, полагали, что оно могло быть ложью, распускаемой конкурентами Мель. В то же время, сама возможность таких слов в сторону монарха позволяет диагностировать смену отношения к царю. Местные вполне могли вложить свои собственные слова в чужие уста, оценивая царя недостаточно величественной фигурой.
Крестьянка из Ставрополя, посетившая Екатеринодар в момент присутствия императора, также без почтения вспоминала об этом: «Он не раненых посещал, а был целых два часа в б……м институте. Он такой же дурак, как Лукашка шестипалый, у Него голова с мой кулачок, у Него мозги совсем не работают». Крестьянку очень рассердил визит царя в Кубанский Мариинский женский институт. Справедливости ради, Николай II всё-таки побывал в екатеринодарских больницах.
Дубенский Д, Н. Его Императорское Величество государь император Николай Александрович в действующей армии. Пг., 1915–1916
Харьковский приказчик, узнав о скором визите императора в город, так прокомментировал решение украсить витрину магазина парадным портретом императора: «Едет кровопивец, а вы наводите суету». Харьковчанин подчёркивал избыточность и неуместность трат на приветственные мероприятия в условиях войны.
Генерал Дубенский, «летописец» императора, подмечал, повествуя о визите царя в Тифлис (ныне Тбилиси): «Жители, забросив повседневные работы, отдались исключительно делу приготовления встречи ЦАРЯ». Действительно, в столице края сделано было немало: сооружались триумфальные ворота, развешивались гирлянды из цветов, множество ковров и кусков материи, соответствующих цветам национального флага, красиво переплетаясь, создавали яркую картину необычайного убранства. Москва же, по свидетельству официального издания, «более недели» готовилась к встрече императора, возвращавшегося из поездки по Кавказу». Желание подать царский визит с помпой в целях пропаганды выходило боком для пропагандистов и организаторов данных встреч.
Николай II в Тифлисе. Ноябрь 1914 года
Порою восхищение царём сочеталось с осуждением его окружения, бросавшего тень на образ самодержца. Житель Тифлиса писал: «Своим приездом Государь многое сделал. Народ благоговеет перед ним, все поголовно очарованы, на всех он произвел самое отрадное и чудное впечатление. <…> Жаль, и даже очень, что такой Государь окружен далеко не симпатичными людьми». Визит царя как бы подтверждал слухи о «плохих советниках царя».
Знаковым является посещение Николаем II Гельсингфорса (ныне Хельсинки). Местное население было заинтересовано прибытием императора, но отреагировало на него прохладнее жителей других городов империи. Генерал Спиридонович вспоминал: «Масса народа заполняла путь, но ура не кричали». Такую реакцию чиновники списывали на строгость и холодность характера местных жителей, воспитанную суровым климатом севера. «Кто хотел верил» — писал впоследствии Спиридонович. Но вряд ли только лишь природа и менталитет были причиной такой реакции. Большинство делегатов, приветствовавших царя на вокзале, обходило в своих речах войну, явно обозначая особый статус Финляндии.
К концу лета 1915 года у Николая II сформировалось желание царя стать главнокомандующим армии. Стремление императора стало причиной противодействия со стороны журналов, финансируемых военными, некоторых представителей правых консервативных кругов и прямых сторонников главенства Николая Николаевича. В прессе даже появилась фотография, на которой стоявший в автомобиле великий князь Николай Николаевич с высоты смотрел грозно смотрел на уходившего императора. Стремление царя стать главнокомандующим поддержали только Александра Фёдоровна и некоторые придворные. Мать Николая II выступила против. Она считала такое действие опасным для репутации царя и не желала лицезреть возможное противостояние двух Николаев.
Николай Николаевич стоит в автомобиле, от которого отошёл Николай II. 1915 год.
Первые месяцы главенства императора в армии совпали с успехами на фронте. Победы были приписаны императору и способствовали положительному отношению населения к тому, что Николай II превратился в главнокомандующего русской армии и флота. В дальнейшем армия стала терпеть поражение за поражением и прямое участие в управлении более не позволяло использовать образ вышестоящего монарха для оправдания. Теперь все поражение сыпались на венценосную голову и вместо вечно виноватых придворных под ударом оказался сам император. Следует признать, что Николай II расплачивался не только за свои ошибки, но и за огрехи, допущенные Николаем Николаевичем на посту главнокомандующего. Была утрачена Варшава, а народная молва прошлась своим недовольством и по императору, который в то время и вовсе не участвовал в управлении войсками.
58-летний крестьянин Харьковской губернии следующим образом прокомментировал падение Перемышля: «Министры немцы только водкой торговали, а к войне не готовились. Царь 20 лет процарствовал и за это время напустил полную Россию немцев, которые и управляют нами». А 62-летний чернорабочий, из крестьян Пермской губернии, эмоционально отзывался о сдаче русскими войсками Варшавы: «… (площадная брань) Нашего ГОСУДАРЯ, он пропил ее (Варшаву), а на его место лучше бы поставить Канку Безносова (известный на заводе пьяница, который чистил отхожие места.), так как он управил бы лучше».
Донской казак 43-х лет от роду также был резок в суждениях: «Нашего ГОСУДАРЯ нужно расстрелять за то, что он не заготовил снарядов. В то время, как наши противники готовили снаряды, наш ГОСУДАРЬ гонялся за сусликами».
Николай II в ставке. Рядом генерал Алексеев, чуть позади генерал Пустовойтенко. 1915 год.
Недовольство царём дошло и до вооружённых сил. И. И. Толстой писал в своём дневнике 12 августа 1915 г.: «Вернувшийся с фронта Фальборк говорит, что в армии господствует недовольство государём, его обвиняют в неумении управлять страной…».
Царя обвиняли в коммерческой сделке по сдаче страны немецкому кайзеру. Распространялись слухи о деньгах, спрятанных им в Германии, о побеге царя за границу в Германию через тайные подземные ходы. Отъезды императора из ставки становились поводом рассуждать о том, что он бросил фронт.
Всё чаще решения Николая II стали вызывать простую русскую характеристику «дурак». Это универсальное слово видимо казалось широким народным массам наиболее уместным, ибо не сильно оскорбляло царя, но в целом позволяло им показать своё отношение к его действиям.
Зачастую простое слово облачалось в анекдоты:
По Невскому ночью идут два студента и беседуют: один говорит между прочим:
- Дурак этот император…
Околоточный тут как тут:
- Вы что это говорите? О ком выражаетесь? О нашем Самодержце?
- Что вы! – хитрит студент. – Это я говорю об императоре Вильгельме!
- Ну, Вильгельм то не дурак, — отпарировал околоточный. – Это вы врёте!
Царское слабоволие становится актуальной темой для его осуждения. Оно отмечается представителями самых разных социальных групп. И даже самые лестные отзывы содержали в себе долю критики царя. Публицист С. Булгаков, искренне любивший царя, писал: «Николай II с теми силами ума и воли, которые ему были отпущены, не мог быть лучшим монархом, чем он был: в нем не было злой воли, но была государственная бездарность и в особенности страшная в монархе черта — прирожденное безволие». Ему вторили многие зарубежные публицисты союзных держав, называвшие царя «слабым». Такие мнения вызвали желание сторонников царя противостоять им и тем самым наиболее убедительно подтверждают распространённость образа слабовольного монарха.
Образ Николая II всё чаще истолковывается как образ человека распущенного, пьяницы, бесхозяйственного управленца, не подготовившего армию и страну к войне, в отличие от своего германского родственника Вильгельма II. Иногда такое противопоставление доходило до фанатизма. Один из крестьян имел в своём доме несколько портретов монаршей семьи кайзера Германии. А 28-летний поселянин Самарской губернии С. А. Гейль, при прочтении газет при свидетелях не единожды восхвалял германского императора, называя русского царя «карапузом» и «чёртом».
Эволюция образа Николая II от победоносного правителя до слабовольного и глупого царя в конечном итоге привела к восприятию монарха как предателя, находящегося в сговоре если не с самим властелином адского пекла, то как минимум с германским монархом. Но об этом расскажем вам в следующей части.
Свежие комментарии