Архитектурная месть Хрущёва

«За ночь ровно на этаж
Подрастает город наш,
Раньше всех к нам приходит рассвет».

Из советской песни.

Эстетическое наследие хрущёвской Оттепели вызывает горячие споры. Оно мыслится разрушительным и созидательным одновременно. Солнечные города или — серые коробки? Загоны с низкими потолками или же — гениальное решение квартирного вопроса? Рывок в грядущее — или убийство традиции? Все эти вопросы — неразрешимы. Каждый из постулатов будет верным. Евгений Евтушенко заявил, что «поэт в России — больше, чем поэт». Стиль в России — тоже много больше, чем набор изобразительных приёмов и художественных тактик. Это всегда — утверждение силы. Послевоенный модернизм на Западе был игрой форм, футуристическим воодушевлением, поиском оптимальных конструкций и дешёвых материалов. В Советском Союзе происходили ровно те же процессы, но с одним исключением — то была архитектурная месть Хрущёва. Всем знакомо Постановление № 1871 ЦК КПСС и СМ СССР от 4 ноября 1955 года «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве», после которого с уже возведённых домов принялись убирать «красивости». В прессе бесконечно и на все лады писалось о рациональном удешевлении и — ускорении строительства. Мало кто вслух формулировал идею, что царь Никита объявил войну не пилястрам, фронтонам и балюстрадам, а сталинскому Большому Стилю. И персонально — Сталину. Его достоянию, вкусу, идеалам. Отсюда — массированное проталкивание модернизма в архитектуру и дизайн.

В середине 1960-х на волне этого движения Эльдар Рязанов снял комедию «Дайте жалобную книгу». Там хамство ресторанного персонала, несвежие скатерти и убогое меню являлись итогом «неправильного» интерьера: вазонов, колонн и занавесей из плюша. В том, что ресторан — ужасен, оказались виноваты капители и пышные фикусы. Они зримо воплощали всё то, что называлось дурновкусием и отсталостью. Поэтому здесь - наливают водку, орут и потчуют гадостью. Предпочтения пятидесятилетних людей, по сути - «отцов», это — невразумительный и пыльный отстой! Ату их! Юные энтузиасты с бешеной энергией рушат лепнину и сооружают стильно-молодёжную «стекляшку». В кадре - символическое выкорчёвывание антично-ренессансной, а точнее - сталинской капители. Пыль и прах. Всем по-дикарски весело. Ещё дурнее смотрится твист на фоне развороченного зала. Танцевальная музычка — отрицание дряхлого романса, который вымучивала манерная, пожилая певица в исполнении Рины Зелёной. Эти бодренькие стекляшки уже к началу 1970-х превратились в замызганные «рыгалетто», где хамили ещё, пожалуй, сильнее, чем в мещанских заведениях с расписными плафонами и бархатными занавесками. Сейчас мы глядим на те игрища и побоища с культурологическим интересом, отмечая плюсы и минусы, прорыв и - варварство.

Итак, Государственный музей архитектуры имени А. В. Щусева приглашает на выставку «Пионеры советского модернизма». Даётся полная картина творческих замыслов и — помыслов 1955-1969 годов. Реализованные проекты соседствуют рядом с «бумажной» архитектурой, а узнаваемые места — с редкими фото из архивов. Это захватывающе выглядит на эскизах — мир свежести и чётких линий, но посредственно — в реальной жизни. Почему? Кинотеатры, напоминающие корабли; дома культуры, больше подходящие для Марса, чем для Питера; кафе-минутки и застеклённые универсамы с оформлением из нержавеющей стали несут на себе отпечаток временности. Для Оттепели и ранне-брежневской эпохи была характерна устремлённость в будущее, а потому никто и не собирался возводить на века. Это как раз Grand Maniere товарища Сталина обращался к Вечности. Тут же всё — продуваемое и — на семи ветрах. Вот - фотография станции технического обслуживания автомобилей (СТОА) на Варшавском шоссе. (Москва, 1967–1977. Л. Н. Павлов, Л. Ю. Гончар, Е. С. Копелиович и др).Станция технического обслуживания автомобилей (СТОА) на Варшавском шоссе Москва 1967-1977

Л.Н. Павлов, Л.Ю. Гончар, Е.С. Копелиович и другие.

Симпатично и азартно, как и вон тот универмаг с неоновыми буквицами, и кафешка не то в районе Филей, не то в Черёмушках. Грезилось дивное: в солнечную погоду здесь будет много света и динамики, но если эти стёкла пару месяцев не помыть (что особенно было заметно в 1990-х), то футуро-мечты шестидесятников довольно быстро превращаются в помойку. Маломальская обшарпанность создаёт эффект разрухи и мерзости запустения — модернизм, в отличие от классицизма, не предполагает «благородных руин».

Одна из художественных и — бытийных тенденций 1950-1960-х годов — это нарочитый космополитизм, не исключавший патриотического курса. Всё же не надо забывать, что в те годы СССР получил статус космической сверхдержавы, поэтому социальные и творческие эксперименты Советской Власти были интересны вдвойне. На экспозиции представлены проекты павильонов Всемирных Выставок в самых разных городах. На ЭKСПО в Брюсселе 1958 года наш павильон отметили «за новаторство». Это вообще — свойство русской культуры — время от времени становиться флагманом обновления. Вот — эскизы и фотографии того стекло-аллюминиевого дворца (авторы - А. Т. Полянский и др).А. Т. Полянский и др. Павильон СССР на Всемирной выставке Экспо-1958 в Брюсселе, 1958.

Полный отказ от исторических аллюзий-иллюзий, использование актуальных наработок, футуро-космизм. Павильон кажется прозрачно-лёгким и почти невесомым. Это — четвёртый сон Веры Павловны: «Громаднейший дом: он покрыт этим чугунно-хрустальным зданием, как футляром; оно образует вокруг него широкие галереи по всем этажам. Какая легкая архитектура... какие маленькие простенки между окнами, а окна огромные, широкие, во всю вышину этажей!» Не менее феерично смотрятся павильоны для ЭKПО в Нью-Йорке-1964 года и в Москве-1967.М. В. Посохин, А. А. Мндоянц. Всемирная выставка в Нью-Йорке, 1964. Конкурсный проект павильона СССР, 1961.Всемирная выставка Экспо-1967 в Москве. Конкурс на планировку и композиционную эскиз-идею выставки, 1961. Горстройпроект Ленинграда.

Kонкурсные проекты — один другого «футуристичнее» и «модерновее». Прекрасен эскиз авторского дуэта - Д. С. Гольдгор и Н. Н. Баранов для Всемирной выставки в Нью-Йорке. Светящийся цилиндр с надписью USSR на фоне ночного неба. А вот — смелые дерзания их коллег и соперников. Та же молодая прыть и острое желание швырнуть очередную капитель «с парохода современности». От созерцания тут быстро устаёшь — надоедает фиксировать кубы, цилиндры и шары, металл и стёкла, тонкие опоры и марсианские купола. Особенность модернизма — это агрессивное уничтожение любой вариативности и даже самой возможности разнообразия.

Говорить о том, что модернисты бежали токмо в Светлое Будущее и отрицали авторитеты, было бы не совсем корректным — в те годы развился непререкаемый культ русского и мирового авангардизма. В моду входили, точней - возвращались Мельников, Ле Kорбюзье и Мис ван дер Роэ. Одним из самых результативных архитекторов Оттепели сделался Леонид Павлов — ученик братьев Весниных и выпускник ВХУТЕМАСа. Он — по меркам весенне-юной эпохи — был весьма немолод и относился к поколению «брюзжащих отцов», но сумел выбиться в лидеры на волне оттепельного рационализма. Из представленных работ едва ли не треть - прожекты Павлова и его группы.

Вместе с тем, центральным экспонатом является Дворец пионеров на Воробьёвых горах (1958-1962 гг.) - грандиозный план, детище молодых — не старше 40 лет — мастеров (В. С. Егерев, В. С. Кубасов, Ф. А. Новиков, Б. В. Палуй, И. А. Покровский, М. Н. Хажакян, инженер Ю. И. Ионов).В. С. Егерев, В. С. Кубасов, Ф. А. Новиков, Б. В. Палуй, И. А. Покровский, М. Н. Хажакян, инженер Ю. И. Ионов. Дворец пионеров и школьников на Ленинских (Воробьевых) горах в Москве, 1958-1962. Фото А. Александрова, 1962.

Перед нами — не только наброски, рисунки и фотодокументы, но и макет Дворца. Откровенно говоря, в детстве этот крутой «монстр модернизма» казался однообразно-безликим, хотя, просторным и комфортным для занятий. Потом, прочитав, что это — уникальное строение конца 1950-х, я уже с интересом фиксировала линии Дворца, но то был исследовательский взгляд, каким смотрим на безобразную вещь, обладающую некоторой художественной ценностью. Из той же дивной серии - ансамбль детского лагеря «Артек» (серия Большой Артек 1960 года, арх. А. Т. Полянский), где мне побывать так и не удалось, однако же, фотографии главного пионерлагеря страны были хорошо известны любому советскому школьнику.

Много внимания уделено эпичному феномену под названием «Черёмушки». Уже на излёте 1960-х понятие «хрущёвка» или - «хрущёба» стало носить уничижительно-презрительный характер, а в тот момент, когда панельные дома-близнецы появлялись на месте пустошей и — заселялись теми, кто полжизни провёл в коммунальных битвах, это казалось раем. Неслучайно картины Юрия Пименова с новостройками, свадьбами и девушками в юбках-колокол, нам и по сию пору видятся лиричными и — радостными. Убожество формы полностью искупалось великим содержанием.

«Мы на край земли придём,
Мы заложим первый дом
И табличку прибьём на сосне»,

- пелось в знаковой песне, вводились в строй целые кварталы, а Дмитрий Шостакович спешно ваял мажорную оперетту «Москва, Черёмушки». Важным народнохозяйственным свойством хрущёвок была не столько дешевизна, сколько — быстрота возведения. От таблички на сосне до новоселья - с космической скоростью! И опять же никто не рассчитывал, что эти дома — навечно. Им давался честный срок годности — 25 лет. А теперь в Интернете, о коем даже и не мечтали ребятки-шестидесятники, можно отыскать респектабельные сайты, предлагающие «евроремонт в хрущёвке по разумным ценам». На выставке — материалы, связанные с проектированием и строительством Черёмушек, аналогичных районов в Москве и других городах.

Публицисты Пётр Вайль и Александр Генис в своём глубоком, но при том - легкомысленном (!) опусе «60-е. Мир советского человека» писали о тех квартирах, как о символе романтического мировоззрения и — антитезе мещанству: «Особую ненависть романтиков вызывала мягкая мебель: плюшевое кресло, кровать с шарами, тахта «лира». Взамен следовало обставить быт трехногими табуретками-лепестками, легкими торшерами, узкими вдовьими ложами, низкими журнальными столиками. Безразличный алюминий и холодная пластмасса вытеснили теплый плюш. Такая квартира ощущалась привалом в походе за туманами». И они правы, иронизируя! В 1970-х годах начнётся другая эра, и выкинутые на свалку люстры с висюльками да комоды с резьбой, станут восприниматься, как тёплое, милое ретро. Да и вёрткий Рязанов, некогда восторгавшийся кафе-стекляшками в «Дайте жалобную книгу», выдал «Иронию судьбы», где открыто издевался над шеренгой одинаковых домов.

Выставка, призванная расширить наше — часто однобокое - понимание «хруще-футуризма», справляется на пять с плюсом. Разве что от сознания и — углубления в тему, стекляшка не становится краше, да и Никита Сергеевич всё равно является вандалом, ибо заигрывал с модернизмом не из соображений пользы, а из личной мести «красному Бонапарту» и его колоннам.

Загл. фото: Д. С. Гольдгор, Н. Н. Баранов. Всемирная выставка в Нью-Йорке, 1964. Конкурсный проект павильона СССР, 1961.