Сейчас в моде фраза: «В СССР такого не было!» Это может касаться, чего угодно — от хамства молодёжи до коррупции чиновников. О, нет, советская история не так возвышенна, как нам — и мне лично — хотелось бы. Точнее, она — советская история — не столь однородна, как представляется. Вот один из примеров.
Бытует стойкая убеждённость в «социалистическом целомудрии», которое по сию пору противопоставляется «дикой разнузданности на Западе» в XX веке. Всё много сложнее, а в определённый период Москва и Ленинград дали бы фору любому Парижу.В 1920 году Советская Россия стала первой страной, где аборты разрешили на официальном уровне (замечу, что аборт, произведённый во Франции по личному желанию пациентки случился только в 1975 году!). Легализация произошла согласно постановлению Народного комиссариата здравоохранения и Народного комиссариата юстиции от 16 ноября 1920 года «Об искусственном прерывании беременности».
Там имелось множество оговорок? и в этот правовой акт постоянно вносились правки. То круг лиц ограничивали жертвами изнасилований и тяжёлых жизненных обстоятельств, куда входили побои и издевательства со стороны родственников, не желавших видеть в своём семействе; то аборт делали исключительно платной услугой; то запрещали производить абортирование первородящей женщине — уже выяснили, что после подобного вмешательства часто наступает бесплодие.
Существовала и совсем уже диковинная причина для избавления от плода — связь с лицом не пролетарского происхождения или «врагом народа».
В печати возникали парадоксальные тексты, вроде «Двенадцати половых заповедей революционного пролетариата» (1924) Арона Залкинда. Автор писал: «Половое влечение к классово-враждебному, морально-противному, бесчестному объекту является таким же извращением, как и половое влечение человека к крокодилу, к орангутангу». Как не сделать аборт после общения с бывшим князем-то?!
В 1920-х годах «половой вопрос» сделался обыденной темой для комсомольско-студенческого диспута и, хотя, до тотального разврата и свального греха в ком-ячейках не доходило, встречались недостойные случаи. Например, «любовь втроём», практиковавшаяся у кумиров большевистской молодёжи — Осипа и Лили Бриков, привечавших Владимира Маяковского не только с целью послушать великие стихи. Но то богема! - скажете вы.
Вот - художественный фильм «Третья Мещанская» (1927), входящий, кстати, в списки шедевров - и не лишь в России, но и в европейско-американских киноакадемиях. Главная героиня — сознательная большевичка Людмила попеременно отдаёт «телесное» предпочтение то одному, то - другому кавалеру. Оба, меж тем, не нэпманы какие-то и не бывшие графья, окопавшиеся в воровской «малине». Володя и Николай — комсомольцы, пролетарии и хорошие парни.
На стене их общей комнаты висит портрет Будённого; ребятки готовятся к занятиям по полит-грамоте и вообще производят милейшее впечатление. Немудрено, что Людмила никак не может выбрать: кто интереснее? То ли её законный супруг Николенька, то ли его друг — Володька. Оба — хороши до идеальности. Результат — беременность, и - циничная даже по нынешним временам фраза: «Аборт — в складчину!» То есть за процедуру надо платить обоим участникам действа.
Зрителю показывают чистенький абортарий, где ждут своей участи самые разные дамы и девицы — от испуганных работниц до шикарных, завитых по моде фифочек. Но Людмила решает не убивать ребёнка, правда, неясно от кого зачатого и — едет на поезде куда-то в даль светлую, оставляя растерянных мужчин в их комнатке на Третьей Мещанской.
Ещё одно чудовищное свидетельство эпохи — подростковая повесть «Дневник Кости Рябцева» (1927) автора-педагога Николая Огнева, где есть упоминание об аборте юной особы и — обсуждение на общем собрании. «Там есть одна дивчина, Гулькина, — так она подала заявление в ячейку, чтобы ей выдали средства на аборт. (Надо спросить у Сережки Блинова, что это за штука; это, кажется, как-то такое делают, что мужчина становится женщиной, и наоборот; новое изобретение медицины; вообще как-то так устраивают, что женщина не рожает детей.) И вот когда прочитали это заявление, поднялся в зале страшный шум: кто кричит — дать, а кто — не давать».
Далее тут есть и «рассказ в рассказе» о том, как деревенская комсомолка Маня Гузикова, пострадав от неверности бравого ухажёра, идёт на операцию. Кто же толкает её на этот шаг? Кто ведёт к врачу своей крепкой рукой? Мудрый товарищ - комсомольский вожак, расценивший, что Маньке с «приплодом» некуда будет деться. Натуралистическое описание процесса, боль и слёзы от разрывающей муки — но никакого раскаяния.
Почему это стало возможным? Во-первых, Советская Власть «отменила» Бога и все таинства, поэтому зачатый плод перестал восприниматься, как ценность. Во-вторых, на бытийный пьедестал был вознесён даже не человек-разумный, а машина, агрегат. Замятинское «Мы» - злобная карикатура, но ...до обидного похожая на действительность. Известный писатель Юрий Олеша выкликал: «Я хочу задавить в себе второе "я" третье, и все "я", которые выползают из прошлого. Если я не могу быть инженером стихий, то я могу быть инженером человеческого материала. Это звучит громко? Пусть. Громко я кричу: Да здравствует реконструкция человеческого материала, всеобъемлющая инженерия нового мира!».
Образцовый человек — это автомат, винтик. А должна ли железка плакать, если её чинят, латают или — избавляют от временной поломки? Внушалось, что беременность — это обычный физиологический процесс, а её прерывание — малоприятное, но вполне естественное дело.
Конечно, люди хотели оставаться людьми, а врачи старались отговаривать молоденьких дурочек от рокового шага, но что делать, если в Совдепе — такая вольница, а революционная матрона — Александра Коллонтай говорит с трибун о «любви пчёл трудовых», что означало: не тратьте время на ухаживания, работайте, живите полноценно — секс отделён от морали!
Всё та же Коллонтай в своей повести «Любовь трёх поколений» (1923) живописует злоключения трёх представительниц дворянской фамилии — бабушки, дочери и совсем юной девы. Все они — революционерки. Все — влюбляются, вопреки моральным установкам общества. И если бабушка-народоволка «всего лишь» добилась развода, то внучка Женя — совсем уж бестрепетно говорит о мужчине, точнее — о мужчинах. Их — много. Почему бы нет? Для неё утоление страсти — обычное, проходное занятие, вроде питья воды или потребления пищи. На восторги и романсы нет времени. Да и глупо: «Нет!.. Я все-таки не хочу любить так, как любила мама. Когда же тогда работать? И с этим вопросом Женя исчезает за дверью. А я остаюсь посреди комнаты и ищу ответа на вопрос: на чьей стороне будущая правда? Правда нового класса, с новыми чувствами, новыми понятиями, новыми усмотрениями? А за дверью слышится молодой смех Жени и ее бодрый голосок: - До вечера, товарищи! Не задерживайте! И так опоздала. Дела много, много».
В середине 1930-х всё же пришлось закрутить гайки — товарищ Сталин рассудил, что для построения социализма ему потребуется не стадо весёлых «летунов-осеменителей», а крепкая ячейка общества. Стали выходить рассказы и публицистические очерки, где семейная верность становилась аналогом верности государственной. Вырисовался образ женщины-матери и отменной хозяйки. Параллельно с этим в быт советского гражданина вернулись дореволюционные привычки и праздники, да и вкусы кардинально поменялись.
27 июня 1936 года вышло постановление ЦИК и СНК СССР «О запрещении абортов, увеличении материальной помощи роженицам, установлении государственной помощи многосемейным, расширении сети родительных домов, детских яслей и детских садов, усилении уголовного наказания за неплатеж алиментов и некоторые изменения в законодательство о разводах». Согласно этому постановлению, аборты криминализировались (кроме операций по медицинским основаниям).
Уголовной ответственности подлежало не только лицо, производившее аборт, но и сама пациентка. Отныне юноши и девушки росли в атмосфере невинности — при Сталине разом воспретили учения фрейдистского толка, а половой вопрос сделался «непристойной темой» или же — сугубо врачебным дискурсом.
К слову, примерно тогда же (а конкретно в 1934 году) стали преследовать за мужеложство — в 1920-х годах в постреволюционной России для извращенцев была настоящая вольница. Конечно, никто не устраивал мерзопакостные шоу в перьях на Тверской (или в чём там они ходили в эпоху 'roaring twenties'), однако же, подобные варианты любезной дружбы между мужчинами допускались.
Итак, 7 марта 1934 года была принята статья 121 УК РСФСР, согласно которой гомосексуализм стал караться лишением свободы на срок до 5 лет, а в случае применения физического насилия или его угроз, или в отношении несовершеннолетнего, или с использованием зависимого положения потерпевшего – до 8 лет.
Говорить о том, что советский мир с самого начала являлся оплотом семейных ценностей и высокой половой морали - не приходится. Он, увы, старательно разрушал устои. Должно было пройти полтора десятилетия, чтобы всё встало на свои места.
Галина Иванкина
Источник: zavtra.ru
Свежие комментарии