Школа и образование – это не только реформы, меняющиеся министры и одобренные учебники. Это ещё и то, чем живут сами школьники и их родители. Ведь в конце концов ничто не может вырвать ребёнка из контекста эпохи и быта – они учат не хуже педагогов и на самом деле создают поколения. «Мел» рассказывает, как изменилась школа за последние почти 100 лет и как вместе с ней изменились те, кто в ней учился.
1930-е
Начало школы, которую мы знаем
Если двадцатые годы были временем экспериментов во всех сферах общественной и политической жизни, то к тридцатым поиски закончилась, настала эпоха «Большого перелома». Девиз новой эры – «Жить стало лучше, жить стало веселее». Фраза, которая стала крылатой, на расстоянии почти девяти десятилетий звучит не так задорно. За большим переломом последовал большой террор, а вместе с ним – враги народа и их дети.
Десятилетие началось с того, что власть стала приводить в порядок хаотичное общество двадцатых, вводить новые правила и ограничения. Споры о политических курсах остались в прошлом – конечной инстанцией по всем вопросам был Сталин. В самом конце двадцатых началась коллективизация, за ней последовала индустриализация. Обстановка в стране становилось всё жёстче, и эта жёсткость не могла не перейти в жестокость. Довольно беспорядочные репрессии двадцатых преобразовались в целую систему со своим именем, которая вошла в историю как ГУЛАГ. Репрессии тридцатых нарастали с каждым годом и достигли своего пика в 1937-1938 годах.
Система школьного образования двигалась туда же, куда и вся страна – от автономии к централизации, от многовариантности к унификации. Началось всё с введения обязательного всеобщего начального образования. Постановление о нём появилось в 1930 году. В документе указывали на недостатки и пороки образовательной системы прошлых лет.
Ключевыми направлениями реформы стали расширение сети образовательных учреждений, отход от профессионального обучения в школах, организация единого режима занятий, создание трёх ступеней школьного образования (начальная, неполная и полная средняя школы; семилетнее образование стало обязательным). В школы вернулась пятибалльная система оценок – впрочем, сами оценки ещё обозначались не цифрами, а словами. Власти размышляли и о возвращении выпускных экзаменов, но отложили эту реформу на потом. Зато определились с основными школьными предметами: русский язык, литература, математика, тригонометрия, естествознание, история СССР и всеобщая история, конституция СССР, география, физика, астрономия и химия. К концу тридцатых школы стали достаточно стабильно обеспечиваться новыми учебными материалами по этим дисциплинам.
В середине тридцатых произошло изменение: в постановлении СНК и ЦК ВКП(б) СССР от 3 сентября 1935 года появился указ начинать учебный год только с 1 сентября. Предыдущие 19 лет учёба в школе начиналась в разное время. Теперь 1 сентября стало не просто датой начала учёбы, но и важной символической вехой в жизни каждого советского школьника.
Единая дата начала учебного года нашла своё отражение
в литературе. Переводчик и писатель Самуил Маршак в 1935 году написал стихотворение «Первое сентября», которое должно было ещё раз подчеркнуть важность единообразия для школьной системы и страны в целом.
Первое Сентября!
Первое Сентября!
Первое Сентября —
Славный день Календаря,
Потому что в этот день
Все девчонки и мальчишки
Городов и деревень
Взяли сумки, взяли книжки,
Взяли завтраки под мышки
И помчались в первый раз
В класс!
Это было в Барнауле,
В Ленинграде и в Торжке,
В Благовещенске и в Туле,
На Дону и на Оке,
И в станице, и в ауле,
И в далеком кишлаке.
Интересно, что в 1935 году появилась определённость не только в том, когда начинать учиться, но и в отсчёте календарного года вообще. Советская власть разрешила праздновать Новый год (до того «ёлки» в СССР считались пережитком буржуазии), хотя до 1947 года 1 января оставалось рабочим днём.
Тогда же, в тридцатые, появилась система физической и патриотической подготовки ГТО – «Готов к труду и обороне СССР». За сдачу нормативов можно было получить значок. Отменённая в 1991 году, система ГТО вернулась в российскую систему образования в 2014-м и теперь приносит дополнительные баллы при поступлении в университет.
В литературе тоже шла централизация – в том числе и в детской. С 1933 года издание книг для детей было сосредоточено в Детгизе. Пионеры открывали для себя научно-популярные книги, которые рассказывали обо всём – от особенностей производства сахарной свёклы (брошюра «Как свёкла сахаром стала») до строительства электростанций («80000 лошадей» – стихи о создании Волховской ГЭС). Выходит много художественных произведений. Именно в тридцатые завоевали славу Житков, Бианки, Кассиль, Катаев, Пришвин и Каверин.
У школьников появились свои кумиры в литературе. Героями детей и подростков стали милиционер дядя Стёпа Сергея Михалкова и пионер Тимур со своими товарищами Аркадия Гайдара. Дети подражали своему герою и создавали отряды «тимуровцев» по всей стране. Ещё один герой эпохи – пионер Волька Костыльков, один из героев «Старика Хоттабыча». Образ доброго и порядочного пионера в тюбетейке и галстуке стал расхожим именно в тридцатые годы.
Несмотря на сложности эпохи – от продовольственных карточек, отменённых только в середине тридцатых, до высоких налогов и бедности – жизнь продолжалась. В ней было место и подлинному энтузиазму (как на строительстве Магнитогорска), и развлечению. В СССР бурно развивается кинематограф, школьники и взрослые открывают для себя мир кино. Главным хитом был фильм «Чапаев». Все поют песни из кинофильмов – вроде «Песни о весёлом ветре» из «Детей капитана Гранта» или «Песни о Москве» из «Свинарки и пастуха». Тридцатые стали временем, в которое были заложены основы известного нам советского общества, но ему предстояло пережить испытания на прочность уже в следующее десятилетие.
1940-е
Военная форма даже в школе
Война, разруха, голод и послевоенное восстановление страны – 1940-е годы были чрезвычайно тяжёлыми. Со вчерашними школьниками, которые ушли на фронт и работать в тылу, с родителями, которые пропадали без вести и погибали, с тотальной мобилизацией сил и всё же надеждой на лучшее время.
Война наложила свой отпечаток на школу уже в начале 1940-х – в 1940 году было принято постановление Совнаркома о введении платы за обучение для учащихся 8-10 классов. Для жителей столичных городов плата устанавливалась в размере 200 рублей в год, для всех остальных – 150 рублей. Официально такая непопулярная мера обосновывалась «возросшим уровнем материального благосостояния трудящихся», но на самом деле она была связана с тем, что в условиях обострившейся международной обстановки, правительство остро нуждалось в рабочих. Размер платы был достаточно серьезным - средняя зарплата в 1940 году была 339 рублей в месяц, в 1945 году выросла до 442 рублей, в 1955 – до 711.
Те старшеклассники, которые пошли в школу 1 сентября 1940 года, первыми попали под действие постановления о платном обучении в 8-10 классах. Но эти сложности оказались не столь значительными, как те, с которыми им пришлось столкнуться позже. Сразу же после окончания учёбы и выпускных праздников, началась война. Выпускники отправились на фронт – большая часть поколения 1923-1924 осталась лежать на полях сражений от Сталинграда и Москвы до Берлина и Праги.
Из воспоминаний ветерана Великой отечественной войны Ивана Еремичева: «Летом 1941 года отправили на оборонные работы, на которых находился три месяца. Хотелось воевать. С ребятами из деревни решили идти добровольцами (так как были еще несовершеннолетними). Всем хотелось во флот, но мало кто туда попал, взяли только некоторых из наших. А я не подошёл. Призвали нас в июле месяце в общевойсковые войска; обучаться военному делу отправили в Архангельскую область, на остров Ягры. Готовили здесь молодые кадры — «свежеиспеченных» лейтенантов. Там впервые познакомились с настоящим оружием. Прошло почти 3 месяца. Лейтенантов из нас не получилось, и нас отправили на фронт, так как там не хватало людей.
Правда сначала направили в Новгородскую область, на станцию Акуловка, в 5-й запасной артиллерийский полк. Далее направили на Волховский фронт, под Синявинские болота, в деревню Воловщина, во 2-ю артиллерийскую дивизию — резерв Главного командования. Мы попали на Любанско-Синявинскую операцию по прорыву блокады Ленинграда (о ней мало пишут, потому что она провалилась). Началась боевая жизнь... У немцев была сильная разведка, они сразу узнали о пополнении и нанесли удар с воздуха. Вот так получил первое боевое крещение. Многих не досчитались. Дальше нас стали распределять: я попал в связисты, точнее, в телефонисты. У нас в дивизии было много поговорок, вот, например: “артиллерия — Бог войны” или “штаб без связи — отрубленная голова”».
Война нанесла чудовищный удар по школам – на оккупированной немцами территории было уничтожено больше 80 тысяч школ; огромное количество детей потеряли возможность ходить в школы, а многие из тех, кто всё-таки мог, предпочли помогать стране на производстве. Но и в эти годы, несмотря на все трудности, дети продолжали учиться. Часто в две и три смены, потому что школ катастрофически не хватало. А в системе школьного образования продолжали происходить важные перемены.
Среди них были и такие, без которых невозможно представить себе школу сегодня. Приняли норму об обучении с семилетнего возраста, окончательно утвердили пятибалльную систему оценок, оформили список выпускных экзаменов (русский язык, литература, математика, физика, химия, история; иностранный язык) ввели золотые и серебряные медали за отличия в учебе. Вернулся аттестат зрелости, а в программу школьного обучения – труд. Кроме того, в школах крупных городов ввели раздельное обучение мальчиков и девочек, отменённое ещё в 1918 году.
После войны вырастает значение любого рода униформы – половина страны так или иначе облачена в неё. Не миновало это и школьников – в 1948 году вводится школьная форма: у мальчиков – серая гимнастерка с брюками, фуражка, чёрный ремень, ботинки или полуботинки; у девочек – коричневое платье с чёрным или белым фартуком, волосы обязательно уложены в косы и перевязаны белыми или коричневыми бантами; эксперименты с прическами и, тем более, косметикой были строжайше запрещены.
Но форма – это для школы; вне её стен главным мужским головным прибором становится кепка. Её носят и пионеры, и взрослые, и добропорядочные граждане, и хулиганы. Последние превратились в настоящий бич послевоенных советских городов – выходить на улицы поздним вечером или ночью было опасно, встреча с хулиганом могла принести немало проблем.
Ещё одной важной приметой послевоенной эпохи стало трофейное кино. В советской киноиндустрии наступила эпоха «малокартинья», если что и снимают – то тяжеловесные байопики в национальном духе (про Ушакова, Глинку или Белинского). Зато в кино идут показы легкого немецкого жанрового кино (вроде «Девушки моей мечты») или фильмов из стран-союзниц («Мост Ватерлоо», «Багдадский вор», «Граф Монте-Кристо»). Несмотря на это, вторая половина сороковых в советской культуре была временем обращения к национальным корням и русской классике – в 1947 году широко отмечалось 110 лет со дня смерти Пушкина, образ поэта идеализировался, а произведения перевыпускались миллионными тиражами. Современные писатели ориентировались на классические образцы – в печать выходили романы о Брусилове, Суворове и Ушакове.
Другой постоянной темой была, безусловно, война – не только в литературе (один из главных героев эпохи – летчик Маресьев, биография которого была описана Борисом Полевым в «Повести о настоящем человеке»), но и в музыке (песни «Вернулся я на родину» и «Враги сожгли родную хату»). Находилось место и веселью: пока на западе развивался свинг, до СССР дошла мода на фокстроты (во многом опять-таки благодаря распространению военных и союзнических трофеев).
Свежие комментарии