В этом году исполняется тридцать лет, как погиб, точнее сказать – был уничтожен СССР. Скорбная и страшная по своим последствиям дата. Известно, кто росчерком пера отправил сверхдержаву в небытие, но кто вбил первый гвоздь в сколачиваемый для нее гроб, исследователи спорят и будут спорить еще долго.
Сравнительно недавно из уст историка Александра Колпакиди я услышал о зародившейся при Никите Хрущеве идее конвергенции – слиянии в СССР капитализма и социализма. Одним из сторонников подобной идеи был, по словам ученого, Анастас Микоян.
Чем был Советский Союз
Относиться к данному проекту можно по-разному: либо как к своего рода синтезу, чем-то напоминающему выбранный Дэн Сяопином путь, либо как к перерождению социализма в капитализм. В том числе и на уроне трансформации идеологии. Последнее в отличие от Поднебесной и произошло как на бывшем постсоветском пространстве, так и в Восточной Европе в целом. Печальные, а то и трагические последствия мы наблюдаем сегодня.
В их числе стоит назвать трансформацию государства-корпорации, каковым, с точки зрения экономической модели, являлся в первые десятилетия своего существования выражавший интересы всех слоев общества Советский Союз, в капиталистическую социально-стратифицированную страну. В оной, вне зависимости от риторики власть предержащих, в первую очередь отстаиваются интересы правящего класса, то есть буржуазии. Или говоря современным языком, эффективных менеджеров. Впрочем, степень их эффективности вызывает вопросы.
Вообще, пожалуй, первыми о возможности и перспективах перерождения советской власти заговорили еще белоэмигранты, ожидавшие то военного переворота, осуществленного в их представлении высшим комсоставом РККА, то термидора в рядах большевистской политической элиты, то победы троцкистского подполья, то всеобщего восстания недовольного населения, возглавленного «пятой колонной».
Замечу, роль троцкистов на просторах СССР в российской публицистической среде склонны недооценивать, но без них невозможно верное понимание механизмов развернувшихся в тридцатые репрессий, проходивших, есть все освоения полагать, на почве имевших под собой реальную, а отнюдь не сфабрикованную основу обвинений.
Великая Отечественная война доказала даже скептикам – тем же многим русским эмигрантам – эффективность советского общественного строя, сформированной большевиками экономической модели и правильность избранного Иосифом Сталиным курса на коллективизацию и индустриализацию. Без оных, равно как и без устранения из высшего комсостава РККА дилетантов вроде Михаила Тухачевского, Василия Блюхера, Иеронима Уборевича и Иона Якира, мы вряд ли добились бы победы.
Однако с точки зрения Колпакиди, уже в конце сороковых Сталину следовало передать власть преемнику. Лучшей кандидатуры, нежели блестящий управленец Лаврентий Берия, было не найти. Стране требовались реформы, ибо сталинская модель экономики строилась в расчете на экстремальную ситуацию войны. Берия мог бы справиться с адаптацией советской экономики к мирному периоду ее существования. Однако в аппаратной игре он оказался слабее своих противников. А те, придя к власти, сделали первый шаг, приведший СССР к сползанию в пропасть.
Замечу, что сам Сталин, по словам экономиста Михаила Хазина, готовил, как сейчас принято говорить, транзит власти путем назначения преемником возглавлявшего белорусский ЦК Пантелеймона Пономаренко, а во главе правительства планировал поставить Алексея Косыгина. Обе фигуры, равно как и Берия, – именно управленцы и технократы. Не случайно на них делал ставку Сталин после Победы. С его точки зрения, отмечает Хазин: «Совмин (в большей степени занимался хозяйственными вопросами. – И. Х.) был главнее, чем ЦК, а Хрущев восстановил хозяйственные функции обкомов и приоритет партии».
Система и Сталин – кто виноват
Сделанная Хрущевым ставка на партаппарат стала первым шагом к созданию номенклатуры как замкнутой корпорации, своего рода вещью в себе, если угодно, с формально-правовой точки зрения неоформленным сословием. Подобное положение дел не разрушило социальные лифты в стране, но существенно нарушило их функционирование. Результат: на вершине формировавшейся иерархической пирамиды оказывался немалый процент приспособленцев, а не управленцев. Разумеется, я говорю о тенденции и даже формировавшемся правиле, в котором, да, были и исключения.
Вторым вслед за арестом и по сути бессудным расстрелом Берии, ударом по СССР стал знаменитый хрущевский доклад на XX съезде. Спешил Никита Сергеевич снять ответственность за репрессии с себя лично, своих соратников и все свалить на Сталина. Удобно и безопасно. В том печальной памяти докладе он, подменив, по словам историка Александра Шубина, причины и следствия, попытался свести все проблемы Советского Союза к ошибкам одного человека.
Странно, на первый взгляд, что этого не поняли делегаты съезда. Шубин объясняет подобную реакцию испытанным ими шоком от хрущевских «разоблачений». В самом деле, вчерашние враги народа – а многие персонажи вроде некоторых из названных выше военачальников таковыми и являлись – вдруг превращались в честных коммунистов и невинных жертв. Увы, инерцию такого восприятия мы не изжили и по сей день по многим причинам, о которых надо говорить отдельно.
В общем, в преддверии своих реформ Хрущев дезориентировал сознание что части элиты, что простых граждан. В любом случае доклад дал повод обществу задуматься: может, проблемы не только в Сталине, но и в самой системе? Однако такие сомнения исходили не от профессиональных экономистов и строились не на анализе подлинной ситуации в стране, а по большому счету на эмоциях в стиле: «Вот арестовали моего дедушку-кулака в тридцатые и в Сибирь сослали. А он хороший был. Так бабушка рассказывала. Не будет же она врать. Следовательно, власть плохая. Невинного человека репрессировала».
Оно и понятно, разве ж расскажет бабушка внучке о том, что «хороший» дедушка был кулаком-мироедом и деревенским ростовщиком, а подобных субъектов всей деревней ненавидели. Вот и припомнили ему в предвоенные годы односельчане дореволюционное прошлое. Чуть позже в высших партийных кругах тональность критики в адрес Сталина несколько снизилась и вся ответственность за якобы перегибы взваливалась уже на упомянутого Берию – действительно, как хорошо все свалить на бессудно расстрелянного человека. Но тоталитарная модель общества стала подвергаться деконструкции изнутри.
Здесь считаю нужным подчеркнуть: я не вкладываю в словосочетание «тоталитарная модель» отрицательный смысл, ибо как выше было сказано, формировалась она в экстремальный период жизни государства: в условиях не прекращавшейся вплоть до сороковых латентной Гражданской войны, достаточно сильного троцкистского подполья и, по всей вероятности, «пятой колонны» в армии. Последней Сталин имел все основания опасаться, имея перед глазами пример Польши – военный переворот Юзефа Пилсудского, и Испанию – мятеж против республиканского правительства дивизионного генерала Франсиско Франко.
Соответственно без тоталитаризма страна просто не выжила бы. В межвоенный период не до бесплодных партийных дискуссий было, хотя Сталин, как свидетельствуют источники, практически всегда выслушивал собеседника и соглашался с альтернативной точкой зрения по тем или иным вопросам, если она была аргументированна и убедительна. Достаточно почитать, к примеру, мемуары маршалов Георгия Жукова и Константина Рокоссовского.
От тоталитаризма к госаппарату
Нужно также принимать во внимание следующее: переход страны на мирные рельсы отчасти нивелировала развязанная против нас Соединенными Штатами и Великобританией холодная война, которая, пока в 1955-м не был принят на вооружение советскими ВВС первый в мире межконтинентальный реактивный стратегический бомбардировщик М-4, могла вполне перерасти в горячую. Разрабатывавшиеся в Пентагоне планы атомных бомбардировок СССР – неоспоримое тому свидетельство.
Пришедший же к власти Хрущев стал расшатывать тоталитарную модель общества при сохранении, простите за тавтологию, тоталитарного стиля руководства со своей стороны. Как это ни парадоксально будет звучать.
Вообще Никиту Сергеевича с известными оговорками представляется возможным назвать троцкистом, о чем я уже писал, рассматривая его деятельность на международной арене. Понятное дело, что сам себя он троцкистом не считал. Впрочем, тема «Хрущев и троцкизм» достаточно дискуссионная.
Определенные шаги по сворачиванию, скажем так, жесткой модели управления экономикой выразились в числе прочего потерей столь необходимого в предвоенный период контроля над ней со стороны КГБ. Одновременно, по словам Колпакиди, спецслужбы лишись функции контроля и над партаппаратом, что привело к появлению блата и складыванию особых отношений в номенклатуре, когда многие вопросы решались по звонку, на основе межличностных связей.
К слову сказать, подобный тренд наметился почти сразу после смерти Сталина и против него активно выступал Берия. Но повторю, опытный хозяйственник не смог эффективно противостоять искушенному в подковерной игре Хрущеву, и в скором времени партийная номенклатура вышла из-под контроля не только КГБ, но и общества в целом. Шаг за шагом она становилась безыдейной, закрытой корпорацией, что в значительной мере и предопределило крушение СССР.
Полагаю, кто-то из читателей возразит: «Ослабление контроля над экономикой со стороны силовиков было только ей на благо, да и от командно-административной системы управления следовало отказываться».
Про необходимость ослабления контроля в целом соглашусь. Единственное, делать это нужно было постепенно. Что касается отказа от командно-административных методов, то прежде следовало вырастить соответствующие кадры, наученные иному стилю руководства.
Больше того, возможности командной экономики были далеко не исчерпаны. Так, по словам экономиста Григория Ханина, «в 1950-е по темпам роста производительности труда СССР значительно превосходил США и Великобританию и лишь в небольшой степени уступал Франции и ФРГ. Лишь в сравнении с Японией разница в производительности труда была огромной.
Экономические и социальные достижения того времени позволяют назвать 50-е годы эпохой советского экономического чуда». В подобных условиях в том числе и западные экономисты, не говоря уже о советских (выдающийся академик Станислав Струмилин, например), заговорили на полном серьезе о сроках, когда советская экономика обгонит американскую.
В чем же причина столь впечатляющих успехов СССР на экономическом поприще в середине прошлого столетия? Ханин отвечает на данный вопрос следующим образом: «Командная экономика в этот период показала свою жизнеспособность и макроэкономическую эффективность.
Являясь в сущности крупнейшей в мире корпорацией, советская экономика умело применяла присущие любой корпорации сильные стороны: возможность планировать и осуществлять долгосрочные планы, использовать колоссальные финансовые ресурсы для развития приоритетных направлений, осуществлять крупные капиталовложения в короткие сроки, тратить большие средства на научно-исследовательские работы».
Разумеется, проблем и в экономике, и в социальной сфере хватало. Это и сравнительно низкое качество товаров народного потребления, невысокое качество многих видов услуг и заимствованный характер немалого числа достижений в области научно-технического прогресса и касающихся гражданской сферы.
В принципе названные проблемы не носили патовый характер и были вполне решаемы, особенно при достаточном капиталовложении. Однако именно этого не произошло вследствие втягивания Хрущевым страны в изнурительную гонку вооружений. Первой жертвой его, без иронии, волюнтаризма «пало, пишет Ханин, сельское хозяйство, вложения в которое резко сократились.
Рухнули планы второй индустриализации с помощью коренной реконструкции промышленности на новой технической организационной базе (развитие специализированного производства продукции межотраслевого назначения), на чем основывались во многом планы по резкому повышению производительности труда».
Разумеется, сюда следует добавить ликвидацию МТС и продажу сельскохозяйственной техники колхозам, что больно ударило по их бюджетам, равно как и ухудшилось качество эксплуатации самой техники. Результат – понижение производительности труда.
Одну из причин подобного кризиса, помимо ошибок собственно Хрущева, Ханин видит в следующем: «На основе изучения весьма многочисленной теперь мемуарной литературы и публикации архивных материалов можно сделать вывод, что начиная со смерти Сталина на низшем и среднем звеньях управления экономикой происходило улучшение подбора кадров, а в высшем – практически непрерывное его ухудшение.
У самого Сталина наряду со слабыми местами были очень сильные черты: стратегическое мышление, глубокое понимание особенностей командной экономики, умелый подбор кадров, то есть то, что прежде всего характеризует крупного менеджера. Его преемники Хрущев и Булганин намного уступали ему по всем эти показателям».
Реформы по-совнархозовски
Разрушение сталинской модели экономики во многом началось с создания совнархозов, когда директора предприятий стали просить больше самостоятельности и ждать, по словам Шубина, новых реформ, связанных с введением элементов рынка, позволявших предприятиям соревноваться друг с другом, что прямым образом отразилось бы на их доходах.
При этом, собственно, государственная принадлежность предприятий директорами под сомнение не ставилась и ни о какой приватизации речь не шла. Оборотной стороной создания совнархозов наряду с потерей контроля над ними со стороны силовиков стали территориальная замкнутость и порожденное ею местничество.
Кроме того, сама данная реформа привела к тому, что не у дел остались многие опытные управленцы центрального звена. Собственно, смещенные в 1957 году «антипартийцы» Лазарь Каганович, Вячеслав Молотов, Максим Сабуров, Михаил Первухин были в том числе хозяйственниками и управленцами сталинской школы с огромным и, к сожалению, невостребованным Хрущевым опытом. Не говоря уже о Берии, которому Советский Союз во многом обязан ракетно-ядерным потенциалом, а многие незаконно репрессированные при Николае Ежове – своим освобождением.
Одним словом, был дан импульс, который в конечном счете привел отнюдь не к необходимому реформированию, а к расшатыванию созданной Сталиным экономической модели. Это и стало одним из шагов в пропасть, о чем писали в том числе и дальновидные американские экономисты, в частности Мансур Олсон: «Как только коммунистическая власть начала рассредотачиваться, коммунизм был обречен. Вся линия Хрущева, на которой он, образно выражаясь, взлетел, была построена на снятии ответственности с номенклатуры».
Историк Вячеслав Дашичев пишет: «Американский политолог, преподаватель Оксфордского университета Джеральд Коэн опубликовал в США в 2009 году труд под знаменательным названием «Социализм – а почему бы и нет?». Свой труд Коэн закончил словами: «Я согласен с Альбертом Эйнштейном, сказавшим, что социализм – это попытка человечества преодолеть грабительскую фазу человеческого развития, то есть капитализм».
Интересно, что первыми применить теорию конвергенции на практике попытались экономисты из ГДР как раз в рассматриваемые здесь 50–60-е годы. По словам Дашичева: «В стране тогда развернулось довольно сильное реформаторское движение за создание «демократического социализма», основанного на теории третьего пути. Один из его видных представителей Вольфганг Харих еще в 1956 году разработал платформу демократического социалистического реформирования ГДР и создания в сотрудничестве с социал-демократами предпосылок для объединения Германии.
За свои идеи он был исключен из СЕПГ и приговорен к десяти годам тюремного заключения. В 1962 году тогдашний председатель Госплана ГДР Ерих Апель совместно с коллективом ученых разработал Новую экономическую систему государственного планирования и управления (NSPL). Целью создания этой системы было, по словам ее духовного отца профессора Герберта Вольфа, преобразовать преимущественно административную систему в преимущественно экономическую, ориентированную на рыночные отношения и рентабельность, достигаемую посредством стимулирования материальной заинтересованности в эффективности производства».
Как известно, эти предложения также не были претворены в жизнь. Впрочем, трудно сказать, насколько реализация идей немецких ученых способствовала бы социально-экономическому развитию ГДР. Ибо капиталистические отношения – это всегда, образно выражаясь, экономический взлет одних и падение других. А расслоение общества – неизбежный источник социального напряжения. Для проведения подобного рода реформ нужен, повторю, свой Дэн Сяопин, необходима грамотная политика в сфере идеологии, отстаивающая идеалы социализма, в том числе и в сфере воспитания нравственного человека.
Конвергенция социализма и капитализма
Надо заметить, что в той же Германии и спустя тридцать лет после поглощения ГДР Федеративной Республикой не утихают и даже набирают обороты дискуссии об эффективности социально-экономических моделей в двух республиках-антагонистах. Равно как и не секрет ностальгия восточных немцев, выросших в ГДР и позже вкусивших все прелести капитализма, по социалистическому прошлому. Да и современные ученые в Германии изучают социалистический опыт, реализованный на части ее территории.
При этом сам процесс конвергенции социализма и капитализма непрост. И на современном этапе говорить о том, что идея конвергенции благополучно реализована в том же Китае, пожалуй, рано. Страна скорее сейчас на распутье. Впрочем, твердый курс Си Цзиньпина, равно как и ЦК КПК в целом, основанный на верности идеалам социализма, вселяет уверенность в способности Пекина не свернуть с социалистического пути развития в концептуальном плане.
С моей точки зрения, будущее России как суверенного государства возможно исключительно на реализации идей конвергенции, только наоборот: эволюционным путем от капитализма к сочетанию его с социализмом. Разумеется, задача эта непростая. Но лично мне не видится иной путь, способный остановить пагубный для государства процесс социального расслоения общества с последующей его деградацией, в том числе и в сфере оборонно-промышленного комплекса.
При кланово-олигархическом капитализме, сложившемся в бывших советских республиках, разве что кроме Белоруссии, и от которого, хочется верить, избавляется Россия, иначе и быть не может.
Игорь Ходаков, кандидат исторических наук
https://e-news.su/in-russia/402290-socializm-svetloe-budusch...
Свежие комментарии