Конец XIX столетия выдался для многострадальной Российской империи по меньшей мере мрачным, да и далее не сулил благих времён – уже в 1891 году в стране разразился сильный голод, а в 1894 году на царствование взошёл печально известный Николай II.
VATNIKSTAN разбирается, почему произошёл голод и как он повлиял на историю целой страны, бушуя только в нескольких губерниях.
Дмитриев М.П. Раздача крестьянам хлеба в ссуду в деревне Урге Княгининского уезда, Нижегородская губерния, 1891—1892 годы
Общероссийская обстановка в начале 1890-х и причины голода
Причиной голода стала не только засуха, охватившая зону от Северо-Востока империи до южного Черноземья – всего семнадцать губерний. Причиной было крайне низкое развитие крестьянской агротехники, отсутствие явления отходничества в пораженной зоне и возможностей крестьян воспользоваться запасами «на черный день», которых попросту не было. В поражённых регионах у полагающихся на свои силы крестьян не было привычки создавать такие запасы. Усугубили ситуацию низкие урожаи в предыдущих 1889 и 1890 годов, оставшийся урожай которых ушел на посев.
Ежегодная нехватка хлеба как таковая не являлась проблемой для большинства крестьян – в обычные годы от тринадцати до двадцати из шестидесяти губерний нуждались в помощи извне, но в годы голода ни крестьяне, ни государство не смогли быстро среагировать на сложившуюся ситуацию и упустили ее из рук: государственная продовольственная система дала сбой. Власти прибегли к экстренным мерам ликвидации голода вместо штатной работы, и истеричность мер привела к тому, что помощь оказывалась с минимум трехмесячным опозданием – широкая закупка хлеба привела к перегруженности транспортных сетей, а нехватка персонала, который едва охватывал свалившиеся на него объёмы работ, наложилась на общую бюрократическую заторможенность.
Современники воспринимали засуху как первого вестника экологической катастрофы, которая неизбежно должна была случиться из-за вырубки лесов, принявшей вопиющие масштабы. Современные исследования не подтверждают этих высказываний.
Голод, являвшийся причиной систематического недоедания среди крестьян, истощения их минимальных денежных средств, топливных запасов, корма для скота, привёл ещё и к взлёту стоимости продовольствия и падению цен на наёмный труд, незащищённости населения от эпидемий холеры и тифа.
Дмитриев М.П. Доктор Решетилов осматривает больного сыпным тифом Кузьму Кашина в селе Накрусове, 1891—1892 годы
Система продовольственной помощи – помощь ли?
Вернёмся к системе продовольственной помощи (СПП). Она зародилась при Екатерине II, а оформление, современное 1891 году, получила в 1834 году. За этот отрезок времени СПП мало чем изменилась, и на момент голода не отвечала вызовам времени. Базовым принципом работы был принцип накопления: крестьяне совершали продовольственные и денежные взносы из своих запасов, а в случае неурожая их взносы обращались в ссуды, которые получали нуждающиеся.
Инструментами помощи служили сельские запасные магазины (они же склады), расположенные в каждой волости и крупных сёлах, средним размером которых были: около 150 кг пшеницы или ржи и от 45 до 60 кг овса или ячменя на одну ревизскую душу. Размер ежегодного взноса составлял 38 кг из урожая озимых и 19 кг из урожая яровых. Выданные ссуды нужно было погасить в течение двух, иногда трёх лет. В 1891 году в Российской империи было 95 тысяч таких магазинов. Была возможность брать ссуду не хлебом, а деньгами.
Вспомним, что ревизии учитывали только мужчин, а последняя ревизия была проведена аж в 1858 году. В итоге на 1891 год на 21 миллион учтённых ревизских душ приходилось 66 миллионов душ реальных.
Сельские магазины были самыми мелкими единицами продовольственной системы. Крупнее были губернские и всероссийский продовольственные фонды, имевшие только денежную форму выдачи ссуд. Губернские капиталы шли на нужды в пределах губернии и предназначались для закупки хлеба в неурожайные годы. При израсходовании капиталы также пополнялись крестьянскими взносами.
Изначально хорошо отлаженная система к концу XIX века всё больше и больше показывала свою несостоятельность и моральное устаревание. Порядок управления выдачей запасов усложнялся. Решение о выдаче ссуды из местного магазина требовало согласования земского начальника и уездной земской управы. Ссуда губернского капитала требовала подтверждения уездных земской управы, губернской земской управы, согласования губернатора. Использование средств всероссийского капитала – заключения губернатора, запроса губернской земной управы, решения Министерства внутренних дел.
Продовольственная система не ставила задачи обеспечить крестьянам комфортное существование во время неурожая. Цели были гораздо прозаичнее – не допустить голодных смертей и такого упадка материального хозяйства населения, после которого оно не сможет уплачивать налоги.
Максимальный размер ссуды был таким, чтобы поддержать истощённый организм, но не накормить досыта. Двенадцать килограмм зерна в месяц вынуждали крестьян искать дополнительные источники заработка.
Почему же система давала сбой:
– За запасами не было должного контроля: крестьяне охотно оформляли ссуды и столь же неохотно их возвращали.
– Идентично вели себя и корпоративные составляющие системы: крестьянские магазины были должны губернским, а губернские капиталы – всероссийскому.
Система работала в одну сторону, словно «ниппель» – однажды занятое подчас не возвращалось никогда, а статистика на местах фальсифицировалась, так как продовольственный устав запрещал земствам использовать аппарат принуждения относительно крестьян, не желавших гасить задолженности.
«В нашей губернии крестьяне обсеменились почти везде своими семенами. Выдано же было отчасти мало, отчасти поздно, в некоторых же и многих местах семена выданы были без надобности людям, которые не нуждались в них, так что во многих уездах выданные семена продавались и пропивались» – Л.Н. Толстой
В конце концов, это привело к тому, что осенью, когда уже стало ясно, что голод неизбежен, решение правительства проверить наличие запасов в фондах помощи оказалось фатальным: в шестнадцати пострадавших губерниях запасы насчитывали 14% от нормы. В Казанской, Оренбургской, Рязанской, Самарской, Тульской губерниях склады были пусты, насчитывая 5% от нормы. Земские общества продовольственной помощи оказались в шатком положении: располагая суммой около 25 миллионов рублей, они задолжали в губернский и имперский фонды свыше 31 миллиона рублей, а занятые 11 миллионов долгов им не возвращали.
Перед лицом голода, накрывшего треть страны, система продовольственной помощи оказалась безоружной. Выходом были только крупные закупки и государственные субсидии. Громоздкая система согласования ссуд привела к выдаче субсидий минимум с начала сентября, тогда как первые признаки неурожая крестьяне видели уже в конце июня. За долгое время ожидания крестьяне в панике разоряли свое хозяйство: спасаясь от голода, они продавали по минимальным ценам всё, что можно было продать.
Дмитриев М.П. Детская столовая в школе села Черновского, 1891—1892 годы
Губительная примитивность сельского хозяйства
Выше мы уже упоминали аграрные технологии крестьян, которые были не последними в списке причин голода.
Так, в начале 1890-х годов из-за переизбытка рабочей силы в использовании оставались экстенсивные технологии обработки земли. Крестьяне не вспахивали поля поздней осенью для весеннего посева (поднять зябь), не вспахивали поля посередине лета (двоение), семена для посева не перебирались и не сортировались, вместо плуга часто использовалась соха, даже там, где она не была нужна.
Совсем мало внимания уделялось картофелю, который с участков одинакового размера при должной затрате сил давал урожай больший, чем пшеница. Кормовые травы и корнеплоды не культивировались. Из-за постоянного увеличения посевной площади на десятину поля уменьшалась доля навоза, единственного удобрения, которого было в избытке в деревнях.
Недоступные крестьянам технологии широко внедрялись в помещичьих хозяйствах, урожайность которых была выше на 20–25% в сравнении с крестьянскими. На опытных агрономических полях при применении новейших технологий урожай был выше крестьянского на 100–150%.
Почему же, несмотря на агрономические успехи, крестьянское хозяйство оставалось отсталым:
– Повальная неграмотность крестьян, и, как следствие, косность, боязнь изменений, агрономическая неинформированность из-за невозможности прочесть книг по агрономии или понять объяснения агронома о влиянии химических элементов на урожайность.
– Отсутствие денег. Хроническая бедность делала недоступными покупку новых орудий или породистого скота. При увеличении населения проблема обнищания все больше усугублялась, и хозяйства мельчали.
– Существенно тормозило прогресс традиционное специфическое образование – община. Поскольку в общине практиковалась чересполосная обработка земли, на перемещение между участками земли (а их было до 30) тратилось много времени и сил.
– Систематические переделы, при которых крестьяне часто рисковали потерять тот или иной отрезок земли, лишали их стимула к увеличению плодородности возделываемой почвы.
– Все чересполосные отрезки земли объединялись определённым этапом севооборота – поле под паром становилось пастбищем, и возможность посева на индивидуальном участке, включенным в это поле, была невозможной.
Аномальная жара и начало голода
Осенью 1890 года в стране начали чувствоваться предпосылки несчастья – установилась до сих пор невиданная погода. С конца октября пришла малоснежная и суровая зима, в конце февраля сменившаяся оттепелями, которые перемежались с морозами. С апреля установилась жаркая засушливая погода, которая стояла всю оставшуюся весну и целое лето. Это означало полный крах урожая озимых, но у крестьян теплилась слабая надежда на вызревание яровых, полностью зависевших от дождей в июле. Отсутствие их означало гибель всего урожая, что и произошло – долгожданная небесная влага не пролилась на иссыхающие поля.
Жарой и последовавшим неурожаем были поражены регионы европейской и южной частей России. Некоторые районы не пострадали, а какие-то были урожайными, например, Кавказ и юго-западные губернии. Урожайность различалась даже в одном регионе – в каком-то месте могли летом проходить сильные дожди, обеспечившие сытую зиму, а в нескольких километрах от этого места солнце выжгло все посевы.
На октябрь 1891 года полученный урожай оказался на 26% ниже среднего значения за десятилетие. Последний случай такого низкого урожая был зафиксирован в 1865 году, а ещё ниже был только в 1848 году. На одного жителя Российской империи (60 губерний и Царство Польское) было собрано около 17 пудов (~282 килограмма) зерновых.
Засуха полностью охватила семнадцать губерний – Воронежскую, Вятскую, Казанскую, Нижегородскую, Оренбургскую, Орловскую, Пензенскую, Пермскую, Рязанскую, Самарскую, Саратовскую, Симбирскую, Тамбовскую, семь округов Тобольской губернии, Тульскую, Уфимскую, Херсонскую. В них проживало свыше 30 миллионов человек. Особенно пострадали Воронежская губерния и соседние Казанская, Самарская, Саратовская губернии. Урожай здесь погиб практически полностью: в Воронежской губернии урожай составил только 1⁄6 нормы (два пуда из тринадцати, положенных на душу населения).
И.К. Айвазовский, Корабль помощи, 1892 год
Голод
Еще с начала лета 1891 года катастрофу предвидели не только крестьяне, но и земства. Несмотря на множество заседаний уездного и губернского уровня, бюрократическая система не торопилась с реакцией, считая нависающую проблему голода не более, чем паникой, а затем и вовсе урезала размер запросов на помощь. От требуемых 2−2,5 миллионов рублей на земство осталось 1−1,5 миллиона. В оценке последствий ущерба от засухи ошиблись и земства, и государство – в четыре и восемь раз соответственно. Будущий урожай и вовсе оценить не сумели, а сведения о наличии хлеба в запасах системы продовольственной помощи были искажёнными из-за фальсификаций на местах.
«Повсюду земства требуют больших сумм, администрация же считает их преувеличенными и излишними и или отказывает, или сбавляет их. Администрация жалуется на то, что земства увлекаются общим настроением и, не вникая в сущность дела, не мотивируя, пишут жалобные литературные описания нужды народной и требуют огромные суммы, которые правительство не может дать и которые, если бы и были даны, принесли бы больше зла, чем пользы» – Л.Н. Толстой
К началу минимальных действий правительство подошло в конце июня – была начата продовольственная операция, суть которой состояла в составлении списков голодающих, настоящих и будущих, разрешении выдачи ссуд из местных запасов, закупки хлеба. Также был введён частичный запрет на экспорт зерна в целях регулирования цен, введены правила льготной железнодорожной перевозки зерна в пострадавшие районы.
Несмотря на проводимые мероприятия, правительство всё ещё не доверяло слухам, газетам и сведениям ведомств о наступающем голоде, и быстро отреагировало только на смуту в обществе цензурой в печати: слово «голод» заменялось на «неурожай».
Пока верховные власти не спешили с ответом на серьезный вызов, грозивший пошатнуть общество, внизу множество добровольцев уже спешили помочь голодающим. Местные чиновники противодействовали любым проявлениям благотворительности: закрывали бесплатные столовые, прекращали выдачу пожертвованного хлеба, высылали активистов из бедствующих губерний.
«Какую стяжают они награду за своё самопожертвование? Благодарность тех, кого облагодетельствовали? Почёт всех свидетелей их трудов? – Как бы не так! – Повсюду неудовольствие, брань, конечно, заочная, и гнуснейшая клевета! Богатые и достаточные крестьяне завидуют нищим, которых они кормят, стараются втираться в даровые столовые и, когда, узнав о их хитрости и обмане, им отказывают, тогда они злятся, бранят графа и его дочерей, распускают о них разные клеветы. Позор на человечество!» – Е.И. Раевская
Но действие встречает равное ему противодействие, и общество всё больше наполнялось страшными слухами, в которых ситуация равнялась концу света, а правительство – сборищем бездельников. И действительно, император Александр III неверно оценил тяжесть ситуации.
«Тон, взятый в высших сферах по отношению к бедствиям голода, доказывает, что там совершенно не отдают себе отчета в положении, и, в сущности, совсем не симпатизируют ни несчастным, которые терпят эти бедствия, ни сострадательным людям, старающимся прийти им на помощь» – граф В.Н. Ламздорф
После того, как правительству в начале ноября 1891 года пришли точные данные о собранном урожае (он был крайне низок – восемь с половиной пудов на душу населения в среднем, чего не хватало до следующего года даже при наличии запасов, а у многих этого уже не было), позиция замалчивания проблемы изменилась в корне и уже в середине ноября был создан «Особый комитет наследника цесаревича».
«Неурожай хлебных произведений поставил в нынешнем году население нескольких губерний Империи в затруднительное положение относительно продовольственных средств … Я признаю благовременным обеспечить великодушным усилием частной благотворительности, ставшей на святое дело христианского милосердия, собственное важности дела направление и необходимое единство действий. Во всех видах, учреждая Особый Комитет для помощи нуждающихся в неурожайных местностях, я назначил Ваше Императорское Высочество Председателем сего Комитета» – Высочайший рескрипт на имя Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича и Великого Князя Николая Александровича.
Создание Комитета было зна́ком, после которого чиновники на местах прекратили сопротивление общественной благотворительности, но печатная цензура ещё сохранялась какое-то время в форме запрета на частные объявления о сборе средств в газетах.
Правительство перестало быть глухим к заявкам на средства для закупки продовольствия, но момент уже был упущен – средства для закупки зерна были собраны только в конце февраля 1892 года, и тогда же началась его развозка по губерниям. Для чиновников и прочих элементов бюрократической системы ситуация перестала быть кризисной – да, но не для крестьян, переживавших тяжелую голодную зиму.
Обстановка в крестьянских селениях была тяжелой. Двенадцати килограмм зерна на душу населения в месяц отчаянно не хватало – средний расход зерна в крестьянском хозяйстве на то время составлял около 19 килограмм в месяц. Крестьяне в условиях нехватки хлеба уворачивались от голода всеми доступными способами – для того, чтобы объем хлеба не уменьшался, в его состав добавлялись дары природы, часто малосъедобные, например, желуди, лебеда, жмых и солома.
От голода страдали не только крестьяне, но и домашний скот. Отсутствие продовольственного хлеба породило отсутствие хлеба фуражного. Остро чувствовался недостаток овса, которым в основном кормили лошадей. Вместе с зерном на полях в условиях засухи выгорели и сено, и солома. Нехватка последних повлияла на питание коров и повлекла уменьшение надоев, что также сказывалось на крестьянском рационе. Простого выхода из этой ситуации – забоя скота на мясо – крестьяне не видели, потому что не видели хозяйства без коровы и лошади, и их несчастье углублялось из-за невозможности прокормить себя и свое хозяйство. Казалось бы, что можно было найти выход в сторонних заработках, но в помещичьих владениях неурожай вызвал отсутствие спроса на крестьянский труд, и массы этих неквалифицированных рабочих устремились в города, окончательно нарушив баланс спроса и предложения. Не найдя никакого рабочего места, крестьянин возвращался обратно в деревню.
План правительства организовать общественные работы провалился, унеся с собой 9 миллионов рублей, и крестьянские хозяйства всё больше приходили в упадок и запустение. И снова мы приводим описание ситуации в деревне от Льва Толстого, активно занимавшегося благотворительностью в годы голода.
«Люди и скот действительно умирают. Но они не корчатся на площадях в трагических судорогах, а тихо, с слабым стоном болеют и умирают по избам и дворам. Умирают дети, старики и старухи, умирают слабые больные. И потому обеднение и даже полное разорение крестьян совершалось и совершается за эти последние два года с поразительной быстротой. На наших глазах происходит не перестающий процесс обеднения богатых, обнищание бедных и уничтожение нищих. Процесс совершается обыкновенно так: богатый сначала продаёт лишнюю скотину, то есть трогает основной капитал, лишается своего обеспечения в случае невзгоды, средний закладывает часть земли, берёт под заработки у господ и их приказчиков вперёд деньги, закабаляя себя часто в неисполнимую весеннюю и летнюю работу. Бедный продаёт последнюю корову и потом лошадь и потом закладывает или продаёт землю. Нищий ходит по миру. Когда богатым проедено то, что выручено за скотину, он делает то, что делает средний, то есть закладывает землю, закабаляется в работу, а средний — то, что бедный, а бедный — то, что нищий — продаёт надел, если ещё раньше его не отобрали в пользу богатого, исправного плательщика. Между тем нищий уже начинает ломать двор, ригу, топить ею избу и, наконец, продаёт свою избу на дрова, а семья частью идёт на квартиру, за которую заплачивает каким-нибудь остатком имущества, частью расходится по миру. Вот что происходит в экономическом отношении. В нравственном же отношении происходит упадок духа и развитие всех худших свойств человека: воровство, злоба, зависть, попрошайничество и раздражение, поддерживаемое в особенности мерами, запрещающими переселение. …В гигиеническом или скорее в антигигиеническом, то есть в отношении смертности народа происходит то, что общие шансы на смерть значительно увеличиваются. Здоровые слабеют, слабые, особенно старики, дети преждевременно в нужде мучительно умирают».
Холера и тиф
По мере того, как голод прогрессировал, состояние здоровья крестьян становилось всё хуже и хуже. Зима 1892 года оказалась самой тяжёлой – закончились запасы у самых бережливых крестьян, а те, кто не смог ничего сберечь, не могли больше сопротивляться болезням из-за сильного истощения. Было зафиксировано свыше 4 миллиона заболеваний вместо нормы в 3 миллиона. Пораженные губернии атаковали сыпной тиф, дизентерия, малярия, а затем и холера, которой было выявлено свыше 600 тысяч случаев.
Болезни распространялись со скоростью лесного пожара из-за массового активного передвижения людей, ищущих работу. Станции, ночлежные дома и просто улицы с большим количеством народа кипели инфекциями, которые затем крестьяне, не нашедшие работы, несли на себе в поселения.
Голод не был естественной причиной появления части болезней, но усугубил их влияние: тиф затронул Полтавскую губернию, в которой не было неурожая, а холера была частью мировой пандемии, начавшейся в Азии, и прошла в июне и июле, когда голод закончился.
Помощь отечественных и международных организаций
На выручку правительству, политика которого в борьбе с голодом терпела неудачу за неудачей, пришел Российский Красный Крест, о котором вы можете подробнее прочитать в нашей статье. РОКК открывал бесплатные столовые и чайные, спасшие жизнь сотням тысяч людей.
Помощь шла также из далёких Соединенных Штатов Америки. С декабря 1891 года в штатах Айова, Миннесота, Небраска и Пенсильвания были организованы комитеты помощи голодающим. Через месяц, в январе 1892 года, был образован Национальный комитет помощи российским голодающим, затем взявший под крыло и объединивший остальные комитеты помощи. Национальный комитет собирал денежные средства, в кампании участвовали практически все слои населения, различные организации. Вместе с Американским Красным Крестом проводились благотворительные спектакли и концерты. Сформировался «Флот голода» – пять пароходов с пшеничной и кукурузной мукой, зерном, провиантом, медикаментами, одеждой и обувью. Первое судно прибыло в порт Либавы (современная Лиепая) 16 марта 1892 года. На его борту находилось 1900 тонн спасительного груза. Остальные четыре корабля «Флота голода» доставили в марте-июле того же года грузы общим весом в 10875 тонн.
И.К. Айвазовский, Раздача продовольствия, 1892 год
Организаторы издания «Christian herald» пастор Томас Талмедж и журналист Луис Клопш лично отправились в Российскую империю для помощи голодающим. Цесаревич Николай и власти Москвы и Санк-Петербурга организовали приёмы в знак благодарности и великой признательности прибывшим американцам.
«Талмаж заметил, что пожертвования … являются плодом чисто народной подписки. … Женщины приносили свои украшения и просили их продать, чтобы „купить хлеба для русских“, один мальчик из Сан-Франциско прислал 3,5 доллара – заработок за 70 пар вычищенных сапог, старик, отложивший 20 долларов на похороны, прислал эти деньги на покупку хлеба» – газета «Московские новости»
Часто транспортировка грузов была бесплатной – как в США, так и в Российской империи. На железных дорогах поезда пропускались вне графика, три судна из пяти вышеупомянутых были предоставлены без оплаты фрахта (цена за пройденный путь, посчитанная вместе с грузом и пассажирами), грузчики и моряки предложили свои услуги даром, владельцы продуктовых магазинов передали провианта на 75 тысяч долларов, а телеграфные компании бесплатно пересылали сообщения, что помогало комитетам координировать свои действия. Общая сумма гуманитарной помощи, оказанной составила свыше одного миллиона долларов США (на 2019 год — 28 миллионов).
События 1891–1892 годов нашли отражение в картинах И. К. Айвазовского «Корабль помощи» и «Раздача продовольствия», которые он передал в дар вашингтонской галерее Коркорана.
Последствия и оценки
Повышение смертности было замечено не только отечественной статистикой. Исследователь Р. Роббинс сравнил показатели 1892 года и показатели пятилетия в целом (1889−1894 годы), и смертность в 1892 году на 28% превысила среднюю планку этих лет. Тогда как исследователь затрудняется оценить влияние болезней на смертность, сами свидетели голода всегда записывали в «спутники голода» различные эндемические инфекции, но при этом они ничего не говорили о непосредственно смерти от истощения организма (она же алиментарная дистрофия).
Современники также считали неурожай 1891 года экономическим провалом. На деле оказалось так, что экономические операции усугубили ситуацию: несмотря на запрет вывоза зерновых, экспорт зерна продолжался. В 1892 году экспорт был минимальным – 3,22 млн тонн зерна, – но и тогда внешняя экономика Российской империи оказалась на положительном балансе. Это означало то, что хоть в политике борьбы с голодом политика правительства провалилась, политика накопления золотых запасов путем сдерживания импорта шла по плану. В этом же году был достигнут максимум золотого запаса империи за тринадцатилетний период. Следующие 1893–1895 гг. выдались урожайными, перекрыв предыдущие неудачные, и развитие сельского хозяйства не изменилось, осталось таким же медленным. И хоть сразу этот удар не был заметен, и, казалось бы, сгладился, в долговременной перспективе все оказалось намного хуже. Почему?
Авторитет и святость императорской власти дали трещину – одну из первых, достаточную для подъёма общественности на противостояние царизму. В рамках голода получило развитие земское движение, игравшее не последнюю роль в первой российской революции. В этом плане события начала 1890-х годов можно приравнять к спусковому крючку ружья, после давления на который запустился необратимый процесс воспламенения общества.
Ещё печальные события, многократно нами упоминаемые, повлияли на развитие марксистской мысли в России – она пришла к тому, что крестьянский строй как явление существовать не должен в силу своей отсталости и бесперспективности. Крестьяне стали восприниматься как революционный класс, но «оставленный на скамейке запасных» и предоставленный воздействию народников (они же социал-революционеры). В представлении же народников крестьянская община представлялась благостным образованием, но страдала и деградировала из-за малоземелья.
В сознании интеллигенции голод тоже воспринимался, как пройденная точка невозврата, и среди неё тоже задавались вопросами о правильном или неправильном устройстве государства, давали оценки политике во время голода и политике правящей элиты в целом. Одним из выразителей этого мнения был Лев Толстой. В статье «О голоде» он подробно описал ситуацию в деревне и свои соображения по этому поводу:
«В таком положении она была и прошлого и третьего года, и еще хуже третьего года, потому что в третьем годе она сгорела, и девочка старшая была меньше, так что не с кем было оставлять детей. Разница была только в том, что немного больше подавали и подавали хлеб без лебеды. И в таком положении не она одна. В таком положении не только нынешний год, но и всегда все семьи слабых, пьющих людей, все семьи сидящих по острогам, часто семьи солдат. Такое положение только легче переносится в хорошие года. Всегда и в урожайные годы бабы ходили и ходят по лесам украдкой, под угрозами побоев или острога, таскать топливо, чтобы согреть своих холодных детей, и собирали и собирают от бедняков кусочки, чтобы прокормить своих заброшенных, умирающих без пищи детей. Всегда это было! И причиной этого не один нынешний неурожайный год, только нынешний год все это ярче выступает перед нами, как старая картина, покрытая лаком. Мы среди этого живем!»
Свежие комментарии