Сталинград 1930-1950 гг. Образные метаморфозы советского города тоталитарной эпохи. Ю.Янушкина

Многие советские архитекторы мечтали стереть с лица земли довоенный Царицын-Сталинград, чтобы на его месте "с чистого листа" построить идеальный социалистический город, который бы воплотил новейшие архитектурные идеи советской эпохи. По злой иронии судьбы, их мечты воплотили фашистские захватчики. В конце 1940-х гг.

началась грандиозная стройка города в стиле сталинского ампира, но история отвела ей слишком мало времени: сразу после смерти вождя монументализм оказался в опале. Проекты начали срочно пересматривать, а потом и вовсе отменять. В результате грандиозный архитектурный план оказался осуществлённым лишь наполовину, с большими упрощениями и пробелами. Самое главное, что архитектурный ансамбль нового Сталинграда потерял свою ось, "точку сборки" — было отменено строительство строительство помпезного Дома Советов на центральной площади. В результате на многие десятилетия она осталась огромным и пустым асфальтовым полем...Сталинград 1958 года

Ознакомимся с обширным, интересным и иллюстрированным материалом:

Сведения об авторе:

Юлия Янушкина (Волгоград), кандидат архитектуры, доцент кафедры «Архитектура жилых и общественных зданий» Волгоградского государственного архитектурно-строительного университета

Архитектура сталинского периода стала визитной карточкой Волгограда (Сталинград, 1925-1961). Грандиозные сталинские стройки и Великая отечественная война практически стерли все следы предшествующих эпох.

Будучи городом, посвященным имени вождя, Сталинград формировался как идеальная модель для жизни советского человека. В 1929 году декларировалось, что «Сталинград через известное время должен стать образцовым, подлинно социалистическим городом, таким, о которых много писалось и говорилось, но которых еще нет», поскольку «настал момент реализовать проекты городов будущего»¹.

Главным идеологом строительства соцгородов в районе Сталинграда называли Л.М. Сабсовича². Он предложил построить при сталинградских промпредприятиях ряд небольших городов по 40 тыс. жителей, полагая их более удобными и выгодными по сравнению с традиционной иерархической системой организации города.

Концепция соцгорода основывалась на идее обобществления быта и прекращения роста городов по достижении ими определенного состояния. Но, как отмечает С.О. Хан-Магомедов, неправильно было бы считать автором этой концепции одного Сабсовича. Концепция соцгорода «сформировалась из идеи дома-коммуны, в процессе перерастания автономного «фаланстера» в жилкомбинат как структурный элемент города»³.

В идее жилкомбината выразилось стремление упростить сложные социальные взаимосвязи и закрепить структуру «нового общества» в пространственной организации города. Искренне полагалось, что в «новых городах-коммунах должны поселиться новые люди, должен быть создан новый быт», ибо «новые формы среды создают и новую психологию, новых людей»⁴. Но на практике все обстояло иначе. Пока не народились «новые люди» «человек вчерашнего дня» мечтал о том, чтобы «квартиры были совершенно изолированы друг от друга»⁵. Индивидуалистическими оттенками пронизаны все статьи о новостройках Сталинграда 1930-х годов («дом коммунальников», «дом грузчиков» и т.д.). Несмотря на энтузиазм коллективного жизнестроительства, жить советский человек хотел в отдельной, своей квартире. Его реальность расслаивалась на два плана: как личность он существовал в одном, а как член коллектива в другом.Разработка предварительного эскизного проекта планировки Сталинграда была закончена в декабре 1929 года (Гипрогор, В.Н. Семенов, В.С. Попов, Д.М. Соболев). Сталинград планировался как промышленно-селитебный район, состоящий из пяти соцгородов с населением по 50 тыс. человек. По сути, эти города представляли собой группу укрупненных рабочих поселков, цепочкой протянувшихся вдоль Волги. Каждый соцгород имел свое направление производственной деятельности, что закреплялось в его названии: «Металлгород», «Центрогород», «Лесной город», «Электрохимгород», «Город судостроителей». (Рис.1, 2)Образно-пространственная структура Сталинграда трактовалась как непосредственное выражение линейно-поступательного движения технического прогресса. Существующая ситуация⁶ легко вписывалась в концептуальную схему поточно-функционального зонирования города-линии Н.А. Милютина (1930), стремившегося разрешить проблему удаления жилищ от мест приложения труда. Данная схема использовалась в Сталинграде с максимальной привязкой, но уже post factum. Поэтому использовали ее «инверсионный» вариант: прибрежная зона уже была занята промышленностью, а не парком и селитьбой, как предполагалось согласно схеме Милютина. (Рис.3)

Конкретизация градостроительной схемы на конкурсной основе была поручена «лучшим архитектурным силам СССР»⁷: братьям Весниным, И.А. Голосову, Обществу гражданских инженеров, объединениям АСНОВА, ОСА, ВОПРА. Доработка и детализация проектов проводилась специально созданным в Москве архитектурным бюро при стройотделе ОГПУ под руководством Л.З. Чериковера.⁸ (Рис.4-8)Итогом проектирования стал «сводный проект большого Сталинграда», представленный В.Н. Семеновым на обсуждение Сталинградского горсовета в апреле 1931 года. «Проект планировки Сталинграда принимает систему не 10-15 поселков, которые тянулись бы цепочкой вдоль Волги, около заводов, а систему четырех-пяти организованных городов с количеством населения минимум в 50 тыс. человек в каждом. Эта система как наиболее компактная, позволяющая организовать правильную социальную базу, дает возможность наиболее выгодно окружить каждый город зеленой полосой, отделить ею жилье от промышленных предприятий. Численность населения в 50 тысяч человек дает возможность устроить в каждом городе необходимые технические культурно-социальные и бытовые предприятия и учреждения. Поэтому принятый Сталинградом стандарт является наиболее удовлетворяющим все запросы и потребности советского города». Дальнейшее развитие Сталинграда предполагалось «путем создания новых самостоятельных комбинатов и соответствующих им городов на новых участках».⁹ Все «жилые города» проектировались по единому принципу – в виде подковы, раскрывающейся в сторону Волги и соединяемой мостами с промзоной, расположенной на противоположном берегу (за исключением уже построенных рабочих поселков, где выход к воде уже был перекрыт существующими промпредприятиями). (Рис.1, 9-11)

К 1931 году пришлось расстаться с утопическими представлениями о том, что жилищную проблему можно решить с помощью здания одного типа с жесткой социальной программой – жилкомбината. Для Сталинграда были разработаны различные типы домов: коммуны на 2-3 тыс. жителей с полным обобществлением быта, дома на 300-400 чел., основанные на комбинировании «семейных квартир» и общежитий; общежития на 700 чел. с «половинным обслуживанием» и «облегченное жилстроительство» – малоэтажные дома с изолированными 3-4-х комнатными квартирами. Предполагалась развитая система культурного и коммунально-бытового обслуживания. В центре «подков» размещались общественные предприятия и учреждения (фабрика-кухня, универмаг, дворец культуры, дом советов). Школы и другие детские учреждения, выносились за пределы жилой зоны в парки.

«Проект большого Сталинграда» представлял своего рода синтез социологических концепций урбанизма (Л.М. Сабсович) и дезурбанизма (М.А. Охитович). От концепции соцгорода в нем остался принцип обобществления социальных потребностей и структурная организация районов с заданной численностью населения. В пространственном же отношении проект отвечал законам развития гибкой планировочной структуры, вытекающей из принципов соцрасселения, пропагандируемых концепцией дезурбанизма. Ее формальное выражение представляла линейная последовательность из пяти городов-поселков, связанных едиными транспортными коммуникациями и закрепивших рассредоточение отдельных производственных процессов, где центры обслуживания заменялись сетью обслуживания. Все это по идее соответствовало тенденциям естественного «саморазвития» Сталинграда¹⁰.

Но содержательная часть дезурбанизма, точнее не столько ее суть, сколько ее формально-лексическое выражение о рассредоточении входило в противоречие с основными постулатами новой советской мифологии. Формируя целостную систему новой картины мира, советское общество должно было стремиться к тотальному единству. Концепция М.А. Охитовича в чистом виде становилась опасной, поскольку шла в разрез с происходившей в стране централизацией управления хозяйственными ресурсами и политикой формирования мифотворческого сознания «нового человека»¹¹.

В рамках строительства соцгородов шло расширенное воспроизводство утопического сознания¹². Максимализм лозунгов был рассчитан на эмоции, поддерживая энтузиазм масс и способствуя мифотворчеству во всех сферах общественной жизни. Массовому сознанию навязывалось как упрощенное понимание структуры города, так и картины социально-смысловой реальности, рисуемой в духе антитез: хаос – порядок, тьма – свет. «На месте косых деревянных построек, разбрасывая грязные улицы, воздвигаются новые каменные гиганты. В стройные проспекты развернутся узенькие проулки, город вместо тьмы будет залит светом электрических огней»¹³. Все было направлено на создание стереотипа, выражающего представление о новой картине мира для нового человека, основная задача которого «строить единый производственный и социально-культурный комбинат, представляющий единое целое»¹⁴. «Исключительное внимание» при этом уделялось формированию «людского материала, реконструкции психики человека вчерашнего дня»¹⁵.

Стремление к тотальности сближало советскую идеологию с мифотворчеством, а постулирование маниакального выравнивания в социальном пространстве проявляло ее основное противоречие. «Пролетарские массы» как человеческая однородность должны были формировать свою среду как набор равнозначных, а, следовательно, ничем не связанных однородных пространств, или, если использовать лексему, наиболее часто употребляемую данной эпохой, «ячеек». В однородной среде отсутствуют смысловые центры притяжения, и происходит обесценивание жизненного пространства, а за ним, как следствие, «обесцеливание» и обесценивание жизни отдельной личности. С одной стороны, это соответствовало проповедуемой существующим режимом идеологии коллективизма. С другой стороны, появляется необходимость в идее, способной направить и удержать энергию масс, связав пространство сегрегированных ячеек. Отсюда закономерна смена технологической разработки утопических схем соцгорода и соцрасселения эстетическим теоретизированием на тему города-ансамбля, трактуемого как единый организм.

На первый план начинает выступать проблема городского центра. Как сплоченный коллектив формируется вокруг фигуры своего вождя, так и центр города становится полем притяжения, невидимыми связями объединяющим разрозненные части в единое целое. На примере Сталинграда мы видим отражение этого процесса уже в том, как линия поточно-функциональной схемы Н.А.Милютина в проекте В.Н.Семенова и др. начинает сворачиваться в «подковы», приобретающие свои культурно-бытовые центры.Начало процесса иерархизации пространства также прослеживается на проекте «города ближайших лет», предлагаемого одним из членов краевой планировочной комиссии А.У.Зеленко (1930). Прежде всего, А.У.Зеленко выделяет три характерных элемента города будущего: элемент жилого строительства, элемент транспорта и элемент не занятой домами площади, которая должна быть превращена в зеленый парк и в городские совхозы. (Рис.12). Местоположение некоего подобия центра здесь пока неопределенно. А.У.Зеленко располагает его за пределами жилых кварталов – «дальше в парке где-нибудь раскрывается большая площадь». Данное пространство предназначалось для «больших массовых «действ», и, «потому, окружающие дома: дома культуры, дома советов, библиотека, научные и художественные институты должны быть так расположены, чтобы все вместе они являлись не только прекрасным зрелищем свободной осмысленной жизни, но и местом – если хотите, амфитеатром, с уступов которого на плоских крышах тысячи людей могут смотреть вниз на новое театральное культурно-политическое «действо» масс»¹⁶.В предложении А.У.Зеленко использование архетипического образа амфитеатра отмечает начало концентрации смыслового пространства. А к 1933 году оно уже застывает – амфитеатр выворачивается в пирамиду-зиккурат, иллюстрируя то, как власть масс переходит в руки вождя и у этого «действа» остается единственный зритель (завершение Дворца Советов Б.М. Иофана и его сталинградского аналога 1940 года (Рис.22, 23)).

С одной стороны, в концепции соцгорода ограничение жизненной сферы человека архитектурно-планировочными средствами становится для профессионального сознания средством реализации мифа о всеобщей свободе, равенстве и братстве. С другой стороны, психология массового сознания сопряжена с тенденцией стирания индивидуальных различий. Новая социальная реальность становится началом полагания жестких границ для личности и эпохой безграничных возможностей для массового человека. Как отмечал Х. Ортега-и-Гассет, захват власти массами, как правило, влечет за собой ощущение возросшей высоты исторического момента¹⁷. В искусстве это сопряжено с тем, что его настоящее, при всей своей ориентированности в будущее, опирается на поиск аналогий и прототипов в прошлом. В свете этого становится понятным обращение советской архитектуры к классическому наследию, осуществившееся в рамках конкурсного проектирования «памятника эпохи» (Дворец Советов, 1931-1933) и теоретического обоснования планировки городов-ансамблей. Понятия развития города и социальной реконструкции перестали отождествляться, поскольку «социалистическая система победила во всех областях жизни»¹⁸. Концепции соцрасселения уходят в прошлое. Город в стране победившего социализма становится соцгородом априори.

Переход от проектирования схем соцрасселения к созданию города-ансамбля в Сталинграде связан с «архитектурным оформлением строительства краевого центра»¹⁹. В 1932 году город становится административным центром Нижневолжского края. В этом же году Комиссией по переводу краевого центра из Саратова в Сталинград ленинградскому Обществу архитекторов-художников (ОАХ) заказывается проект детальной планировки центра города.Бригада ОАХ (А.Е. Белогруд, С.С.Некрасов, И.В.Ткаченко и др.) представила три варианта, выполненных в конструктивистском духе. Проект, принятый к исполнению, имел менее выраженный реконструктивный и конструктивистский характер и являлся уже непосредственной реакцией на резолюцию пленума ЦК ВКП(б) «О московском городском хозяйстве и о развитии городского хозяйства СССР» от 15 июня 1931 года. Этим было положено начало проектированию парадного ансамбля Сталинграда. (Рис.13, 14).

Композиционный стержень проекта бригады ОАХ составляла широкая транспортная магистраль, пересекавшая весь центр города. Параллельно ей устраивалась набережная, и формировался ряд новых площадей. Основные композиционные акценты: Дом Советов, госбанк и дом промышленности выносились на набережную Волги. Кварталы укрупнялись, улицы спрямлялись, жилая застройка получала характер «импортного»²⁰ строчного типа. Существующие площади приводились в физическое соответствие с масштабами «новой эпохи». На главной городской площади (пл. Павших Борцов) надстраиваются здания и сносится собор, чтобы «дать перспективу крупных зданий, которые бы не перемежались с мелкими»²¹.Существует еще один из вариантов реконструкции центра Сталинграда первой половины 1930-х годов, выполненный еще в московском отделении Гипрогора. (Рис.15) Общая композиция центра здесь полностью отвечает принципам «подковообразного» расположения основных общественных зданий, предлагавшегося В.Н.Семеновым в «проекте большого Сталинграда», но по характеру трактовки пространственных границ он ближе к концепции города-ансамбля, оформившейся во второй половине десятилетия.

Вариант Гипрогора в реконструктивном плане более радикален, но в композиционном отношении предлагает вполне «классическое» решение. Композиция строится по радиально-полукольцевой схеме. Ядром композиции становится овальная площадь, организуемая пересечением вновь пробиваемой продольной магистрали, и поперечной оси, ориентированной на Волгу. Главная площадь старого города, непосредственно связанная с площадью железнодорожного вокзала, получает продолжение в виде аллеи, ведущей к набережной. В данном варианте реконструкции центра эта аллея, как естественно складывающееся направление прямого раскрытия городского центра к Волге, приобретает подчиненный характер, в противовес послевоенным планировкам центра, где ей отводили ведущую роль.

В итоге получается практически идеальная ядерно-лучевая схема, отчетливо выражающая тенденции к концентрации общественных пространств и их иерархизации. Формирование главной «овальной» площади полностью подчинено установкам на создание городского центра как единого ансамбля с использованием лучших традиций архитектурной классики²². Эллиптическая форма площади несет барочные отзвуки, а ее периметральная застройка ассоциативно отсылает к древнеримским форумам. Входы со стороны продольной магистрали фиксируются трехпролетными арками, по сути, отмечая границу перехода от всего остального города к «священному центру» на пути с востока на запад²³. Переход к трапециевидной площади, ведущей непосредственно к Волге, отмечен двойной колоннадой, образующей пропилеи. Реконструируется величественная перспектива: парадная лестница широкой лентой ведет от Волги к главному зданию города, проступающему в раме пропилеев.

Общее смысловое построение композиции и образная установка на внешнюю репрезентативность сближает проект Гипрогора с проектом бригады ОАХ. Но есть и отличия. В ленинградском проекте характер композиции выявляет процессуальность организации пространства. Это пространство движения потоков людей и машин, что больше отвечает духу «индустриального города» и исторической планировочной структуре Сталинграда, и подчеркнуто «конструктивистской стилистикой» проекта. Эллиптическая форма главной площади проекта Гипрогора фокусирует пространство, стягивая все «пути» к центру и делая акцент на представление именно человеческого «действа», имеющего свое начало и конец. Здесь пространство более замкнуто и статично. Проект ОАХ имеет ярко выраженный переходный характер – «демократичность» строчной застройки и пространственная равнозначность ансамблей «старой» и «новой» площадей показывает, что смысловая иерархия Мест в новой «картине мира» еще четко не выстроена и структура города тяготеет к пространственной экспансии.

Проект, выполненный Гипрогором, – это архитектурно-пространственная запись «советского мифа», где используются строго отобранные знаки: парадный проспект; монументальная лестница; центральная площадь с Домом Советов, к которой через пропилеи и триумфальные арки ведут основные магистрали; маркировка центра пятилучевым монументом-пентаграммой. Проект ОАХ, как символическая запись картины мира, использует тот же набор пространственных знаков, что и проект Гипрогора. Схож и принцип связи знаков, но меняется направление и способ их пространственной развертки. Подковообразный корпус здания Дома Советов в проекте ОАХ также помещается в раму «пропилеев» боковых корпусов. Репрезентативность подчеркивается аналогичной постановкой ансамбля на широкий пьедестал-лестницу. Образ величия и торжественности момента (начало Пути) усиливается устройством еще одних дополнительных «пропилеев» – высотных башен, поднимаемых на опоры непосредственно над лестницей и расчленяющих ее на три части.

Основные различия прослеживаются в «дозировке знаков» — их иконичности, ритмических повторах и масштабных соотношениях, т.е. не столько в логике построения структуры пространственных связей, сколько в «риторической» игре архитектурных элементов. Меняется не сама форма, сколько приписываемые ей значения. «Иконическая» чистота форм конструктивизма, основанная на глубинной ассоциативной связи простых геометрических форм и концептуальных метафор организации пространства (врата, путь и т.п.), сменяется игрой поверхностных смыслов. Глубинный слой смыслообраза становится каркасом, на который наслаиваются образы «ближнего» исторического контекста. В проекте ОАХ образы построения «нового, динамичного мира», использующая простоту геометрических форм пока еще подчиняют себе образы «дворцовости» и величия – это Дом Советов, но еще не Дворец.Оба проекта символически описывают различные смысловые пространства с помощью одного набора структурных элементов, демонстрируя этапы становления «советского мифа». (Рис.16). Различие в построении композиционного каркаса анализируемых проектов отражает смысловой поворот в советской культуре. В проекте Гипрогора это выражается в эллиптической «концентрированности» пространства основного ансамбля и акцентировании поперечной оси, включающей центр Сталинграда в систему иного масштаба и ведущей к гипотетическому Центру (Москва). В рамках проекта ОАХ центральный ансамбль выстраивается перпендикулярно основной магистрали – площадь Дома Советов перетекает в подковообразную площадь, уравновешенную подковой самого Дома Советов. Эта виртуальная эллиптичность, замыкающая поперечную ось, диктует горизонтальную направленность растекания пространства в продольном направлении. Все композиционные построения подчеркивают принцип линейной организации динамичной пространственной структуры, в отличие от жесткой иерархии пространств в проекте Гипрогора.К концу 1930-х годов архитектурный стереотип в организации городского пространства, полностью реализуется в проекте Сталинграда, разработанного ленинградским отделением Гипрогора. (Рис.17). Как отмечал главный архитектор Сталинграда А.М. Дворин, с 1937 года работы по планированию города были начаты фактически заново, т.к. в прошлом опирались на «неправильные установочные моменты»²⁴.(Рис18,19).

Проект реконструкции центра Сталинграда 1939 года отмечает переход от представлений о городе как «функциональном образовании» к решению задач художественного характера: «Надо же помнить, что соцгород – это не тощая, худосочная схема, а композиция больших масштабов, архитектурное единство пространственных и строительных масс, воспринимаемых зрителем в виде ансамблей улиц, центров, площадей, кварталов, зелени, воды и т.д.»²⁵

С одной стороны, «советский человек» воспринимался в постоянном движении как участник массовых митингов и демонстраций, что требовало устройства больших площадей, расширения и выпрямления улиц. С другой стороны, направление и пределы этого движения были изначально очерчены: «В конечном результате планировка города, предопределяя архитектурную идею, должна дать окончательную, не подлежащую никакому изменению объемно-пространственную систему застройки для первоочередного района, составляющего законченный в себе ансамбль».²⁶Если в основе проекта Гипрогора начала 1930-х годов лежала идея городского ядра, а ведущей темой проекта ОАХ была идея «стержневого пути», связующего все центральные ансамбли, то композиция центра Сталинграда в проекте 1939 года подчинена смыслообразу Границы. Центр города выстраивается параллельными слоями вдоль берега Волги. (Рис.20). В послевоенных вариантах восстановления центра эта тенденция усиливается.

Проекты застройки сталинградских улиц рождают ощущение «пограничности» пространства. Фасады решаются преимущественно в духе постконструктивизма – на метроритмический каркас, подчеркивающий строгую направленность движения, накладывается трехчастная структура ренессансного палаццо. Улица превращается в сплошную «фасадную ленту» домов, зачастую выстраивающихся под единый карниз. Арочные проезды и скупая пластика слабо выступающих ризалитов обеспечивает некоторую подвижность пространственного эффекта, подчеркивая створы поперечных улиц и входы в квартал. Широко используется «принцип больших, объединяемых в комплексы жилых домов и сосредоточения движения на нескольких главных улицах», который должен подвести к осознанию «общественного характера улицы и связанной с ним особой архитектурной установке, т.е. к проблеме, олицетворенной на языке эллинистического строительного искусства улицей Пальмиры. … Улица должна дать возможность воспринимать город не как сумму домов, а как эстетическую единицу высшего порядка»²⁷.Уличные перспективы ориентированы не столько на связь значимых мест как в городах эллинистического Востока, сколько на разделение внутриквартального и общественного пространств. Варьируется тема улицы-стены, оформляющей движение к Месту-цели, отстоящей на значительном расстоянии в реальном пространстве, а потому как бы и не имеющей материального репрезентанта. Городские кварталы формируются как неприступные крепости. Образ усиливается трактовкой внутриквартальных проездов как триумфальных врат. (Рис. 21).

Архитектура Сталинграда ярко демонстрирует основное противоречие советской эпохи – стремление «сделать мир одной страною»²⁸, в постоянном противопоставлении себя остальному миру и «не допущении чуждых нам влияний»²⁹. Тема «города-крепости» определяет архитектурный образ Сталинграда начала 1940-х годов.Но если на уровне профессионального сознания город легко воспринимался как «эстетическая единица высшего порядка», то для масс требовался символ более доступный целостному охвату. Проблема формирования города-организма вытесняется установкой на создание ориентира на пути к его центру – Дома Советов. Это здание, символически замещая концепцию города-организма, начинает играть роль репрезентанта завершенной модели смысловой реальности. В этом отношении показателен проект Сталинградского дома Советов (С.Меркулов, 1940). (Рис.22,23)

Этот проект своего рода иллюстрация письма сталинградцев вождю: «Помня Ваши указания о капиталистическом окружении и необходимости держать наш народ в состоянии мобилизационной готовности, мы превратили города и села в неприступные цитадели обороны. Врагу никогда не переступить священные рубежи нашей земли. … Нам уже видны огни коммунизма. Веди нас к ним, великий богатырь человечества!»³⁰. Эпоха уже полностью сформировала свой «мифический комплекс» и, соответственно, архитекторы предлагали варианты его образно-пространственного воплощения. Тотальная мифологизация жизни вытесняла идеи социального переустройства на периферию профессионального сознания. Акценты смещаются с жизнестроительных концепций соцгорода и соцрасселения (1929-1932) к парадно-репрезентативным ансамблям «города-организма» (1935-1941) и «города-монумента» (1943-1955).В сталинском градостроительстве принято различать два этапа: довоенный и послевоенный. До войны общий ход проектирования шел от общего к частному, от образно-пространственного воплощения идеологии социалистического проживания к идее города-организма, призванного стать «памятником эпохи» и постепенно отождествлявшегося с отдельными зданиями-символами. В послевоенный период направление градостроительной реализации проектных поисков архитектурного образа эпохи велось от строительства отдельных монументов к городским ансамблям и городу в целом, т.е. от частного к общему. (Рис.24). Как в довоенный, так и в послевоенный период «социалистический город должны были отличать единство и всеохватность замыслов «от города в целом до последнего здания», в отличие от капиталистического города, проект которого «только сумма отдельных архитектурных и технических проектов, не связанных между собою в одно органическое целое». Нужна не безразличная «сетка» города, а крепкий композиционный «скелет», и не просто скелет, а законченный живой организм»³¹.

Здесь в основе понимания города как живого организма лежит не идея естественного развития города как места, обеспечивающего протекание социальных процессов, а мифологическое отождествление его с целостным в своей завершенности живым телом, функциональные процессы которого должны быть сокрыты за совершенством внешней формы.В соответствии с этим в основу проектирования Сталинграда как образцового советского города предвоенного периода был положен принцип моноцентрической иерархии, где Дом Советов замыкал на себя все пространственные связи. В символическом плане организация города и здание Дома Советов дублировали друг друга, а последовавшее усиление мифологических интенций в общественном сознании в военные и первые послевоенные годы способствовало окончательному метафорическому отождествлению этих понятий. Потребность в новых рычагах идеологического воздействия выливается в разработку концепции города как памятника Победы: «Сталинград должен быть и будет отстроен так, чтобы архитектурный образ его воспринимался как грандиозный памятник героической эпопеи войны, как символ мощи и жизнедеятельности великого русского народа»³². (Рис.25). Установка на создание Дома Советов как главного здания городского центра и памятника социалистической эпохи начинает конкурировать с установкой на то, что в городе-герое центр должен быть отдан памятнику в честь Победы.

Эквивалентность этих символов на смысловом уровне и необходимость их отличия в формально-пространственном выражении становятся основной теоретической проблемой послевоенного формообразования. (Рис.26). В Сталинграде «мемориальная» тема начинает превалировать над «дворцовой», поскольку он идеально подходил для реализации идеи совершенного города-монумента. Во-первых, город-герой носил имя вождя, а во-вторых, его нужно было не просто восстанавливать, приспосабливаясь к сложившемуся контексту, а фактически отстраивать заново. Это раскрепощало фантазию проектировщиков.Образ Сталинграда как органичного поселения созданного для счастья людей, проступающий в проектах профессиональных архитекторов 1943-1946-х годов постепенно уступает место образу города, посвященного героическому подвигу вождя и его народа. (Рис.27). В 1950-е годы проектирование Сталинграда предстает как тиражирование разработанной в рамках идеи города-монумента системы пространственных границ на пути к священному центру, движение к которому равносильно преодолению определенных «кругов защиты». (Рис.28-30) Схема, найденная для идеального советского города, в упрощенном виде воспроизводится как на уровне общегородского центра, так и в других планировочных районах. (Рис.31).Несмотря на то, что реальное градостроительное проектирование есть процесс более сложный и не заканчивается на проблемах решения смыслообраза, жизнестроительная изменчивость города, его развитие и самоорганизация (Черкасовское движение трудящихся, связанное с самодеятельным восстановлением разрушенного; политика промышленных ведомств и городских властей) воспринимались профессиональным сознанием как досадное недоразумение и практически игнорировались. В первую очередь, решались вопросы художественного плана. Основной акцент делался на эстетическое восприятие среды сторонним наблюдателем, а не на качестве ее потребительских свойств. Сталинградский архитектор В.Е. Масляев представлял свой город как город одного поколения на все века: «Мы должны строить город, таким образом, чтобы потомство видело, что мы город построили за одно-два десятилетия, что он построен силами и духом одних людей. Тогда он будет красив. Комплекс архитектурный должен быть свидетелем, что все это построено в одно время, по единому замыслу»³³. (Рис.32).В идее города-монумента смысл архитектуры как средства преобразования жизни полностью исчезает. Он строится и существует в раз и навсегда заданных границах. В советском культурном пространстве Сталинград становится олицетворением идеи сияющей Славы, Величия и Вечности. Особенно показательны в этом отношении пояснения к проектам Сталинграда, сделанные не архитекторами в рамках общесоюзных конкурсов (1944-1946). Например, для солдата А.В.Черкасова³⁴ он воплощается в образе ячеистой пирамиды (1943), а для техника П.К.Булкина³⁵ в подобии скульптурного образа Московского Дворца Советов, вознесенном на звездообразный пьедестал из жилых домов (1946). Описание жизни города-монумента, украшенного незамерзающими фонтанами и вечнозеленой растительностью под «гигантскими колпаками», в проекте П.К.Булкина рождает «подвижный образ неподвижной вечности» в духе идеального государства Платона. Все, что существовало до этого момента, переходило в разряд «захватывающего предисловия». Не внося ничего принципиально нового в пространственную организацию идеального города, темы Величия, Славы и Вечности достигают у П.К.Булкина гипертрофированных масштабов. В его изложении человеческая история открывается как новое измерение божественного присутствия в образе «отца всех времен и народов И.В.Сталина». В порыве мифотворчества П.К.Булкин смещает акценты – «центр мира» переносится в Сталинград к «вечному хранилищу Славы» (идея вращающегося круга на вершине Храма Славы, располагаемого в центре города-монумента – прямой аналог мировой оси). (Рис.33)

В текстах конца 1940-х годов, написанных архитекторами, образы Сталинграда, менее определенны. Это обусловлено смысловой противоречивостью ряда концептуальных установок: город-монумент и город-организм; необходимость ориентации на современность формы и классическое наследие; видовое раскрытие на Волгу при сохранении приоритета продольного направления, подчеркивающего общим фронтом застройки «пограничность» советского пространства. Подобные противоречия могут быть сняты только в рамках мифологического сознания.

Мифотворческая основа сталинской архитектуры наиболее ярко проявилась в попытке сопряжения идей вечности и развития в концепции архитектурного организма: «Всякий живой организм отображает ту среду, в которой он зарожден, и вся его структура тесно связана с условиями его жизни в данной среде. Таков закон природы. Отдельный человек не может создать архитектурного произведения, — оно может быть создано только обществом. Как произведение целого общества, архитектурное произведение художественно выражает общественные идеалы – культурные и социальные»³⁶.

При сопоставлении образов Сталинграда, рисуемых «непрофессиональным» воображением с образными интерпретациями профессиональных архитекторов, виден ощутимый разрыв между мифологическим образом и его воплощением. На уровне мифологического сознания образ города целостен. Среда же реального города воспринимается фрагментарно и его образ складывается из суммы отдельных пространственных впечатлений. Несмотря на то, что проект Сталинграда утверждался с оглядкой на многочисленные перспективы с птичьего полета, сам город строился по частям. Пагубно сказывалось на обеспечении восприятия композиционной целостности города также и то, что к концу культурного цикла в 1950-е годы стали муссировать возникшую в рамках пропаганды всеобщего социального равенства идею об эквивалентности среды городского центра и окраин. Естественно, что при подобном нивелировании аксиологической значимости центра и периферии, «хрущевские» архитектурные реформы становятся закономерным следствием. Сталинская архитектура вступает в стадию стагнации – равнозначность порождала однообразие, найденные решения тиражировались и постепенно огрублялись.

¹Превратим Сталинград в образцовый, подлинно социалистический город (Из речи наркомвнудела тов. Толмачева на объединенном пленуме горсовета и окрисполкома)//Борьба. – 1929. – 21июля.
²Знайте о городах будущего//Борьба. – 1929. – 27 октября.
³Хан-Магомедов С.О. Архитектура советского авангарда: В 2-х кн.:Кн. 2: Социальные проблемы. – М.: Стройиздат, 2001. – С.137.
⁴Проф. Кутанин. Сталинград должен жить по-новому//Борьба. – 1929. – 18 декабря.
⁵Сталинград строится//Борьба. – 1929. – 16 ноября.
⁶В начале ХХ века Сталинград представлял собой линейную группу слободских поселений, слабо связанных в композиционном и пространственном отношении. Развиваясь как транспортный узел, город своей линейной структурной основой органично вписывался в новую индустриальную картину мира. Признание промышленности главным фактором социального прогресса постепенно теснило в профессиональном сознании идею иерархически организованных «городов-садов» Э. Говарда (1898), с их строго лимитированными пределами роста. Нарождающееся городское пространство легче подчинялось принципам функционального зонирования, предложенным Т. Гарнье (1899) в проекте «индустриального города», воплощающего технократические утопии нового века. На уровне профессионального сознания линейная структура города воспринималась как следствие рациональной организации промышленного труда и еще несла дополнительную символическую нагрузку, выражающую революционную динамику стремления в будущее.
⁷Социалистические города в районе Сталинграда//Борьба. – 1929. – 13 декабря.
⁸Строительство соцгородов началось еще до окончания проектирования. В 1930 году в северной части Сталинграда при тракторном заводе при участии группы Эрнста Мая вырос «Металлгород». Одновременно с Металлгородом в южной части города возводится крупная электростанция с жилым и учебным комплексами — «Электрохимгород». Чуть позднее на Сарептском затоне строится судоверфь с рабочим поселком и реконструируется район лесоперерабатывающих заводов.
⁹Семенов В.Н. Проект нового города//Борьба. – 1931. – 27 апреля.
¹⁰См.Янушкина Ю.В. Тенденции и концепции пространственного развития города в ХХ веке (на примере Волгограда). // Социология города. – 2010. — №3. – С.40-47.
¹¹Строительство Сталинградских социалистических городов – практическая задача дня. Доклад тов.Хвесина на собрании партактива 14 янв.1930г. // Борьба. – 1930. – 17 января.
¹²Яницкий О.Н. Социология города // Социология в России / Под. ред. В.А.Ядова. – 2-изд., перераб. и доп. – М.: Институт социологии РАН, 1998. – С.178-179.
¹³Проф. Кутанин. Сталинград должен жить по-новому//Борьба. – 1929. – 18 декабря.
¹⁴Хвесин Т. Обновленный Сталинград//Борьба. – 1929. – 27 октября.
¹⁵Построим пять социалистических городов в Сталинграде//Борьба. –1929. – 29 октября.
¹⁶Зеленко А. Город ближайших лет//Борьба. – 1930. – 31 января.
¹⁷Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс // Избранные труды / Пер. с исп. – М.: «Весь мир», 2000. – С. С.55-56
¹⁸История ВКП(б). Краткий курс. – ОГИЗ, Госполитиздат, 1945. – С.326-327
¹⁹Антонов ?. Каким будет новый центр города//Борьба. – 1932. – 29 марта.
²⁰Антонов. Каким будет новый центр города//Борьба. – 1932. – 29 марта.
²¹Там же.
²²Единственный момент, говорящий в пользу расположения центра именно таким образом и опирающийся на существующую градостроительную ситуацию, а не на формирующийся стереотип организации городского пространства – это то, что основной спуск к Волге решается с учетом естественного рельефа.
²³Тем не менее, этот композиционный элемент органично включает новый центр в общую систему существующих пространственных связей линейной структуры Сталинграда, намекая на преемственность идеи объединения пяти соцгородов.
²⁴Дворин А.М. Большой Сталинград//Сталинградская правда. – 1938. – 11 сентября.
²⁵Мостаков А. Схематизм в планировке городов//Архитектура СССР. –1936. – №6. – С.33.
²⁶Там же
²⁷Шмидт Г. Архитектура улицы//Архитектура СССР. – 1936– №6. –с.37-45С.44-45
²⁸Кирсанов С. Из поэмы «Пятилетка»//Поволжская правда. – 1934. – 17 января.
²⁹Алабян К.С. Первый съезд советских архитекторов//Сталинградская правда. 1937. – 16 июня.
³⁰Товарищу И.В. Сталину (письмо трудящихся Сталинграда)//Сталинградская правда. –1939. – 21 декабря.
³¹Цит. По Косенкова Ю.Л. Послевоенный город: от творческих замыслов к практике строительства // Архитектура в истории русской культуры. – Вып. 3. Желаемое и действительное. – М.: Эдиториал УРСС, 2001. – С. 22.
³²Алабян К. Каким будет Сталинград//Сталинградская правда. – 1944. – 10 сентября.
³³ГАВО, Ф. 6078, Оп.1, д.24. Стенограмма совещания Сталинградского отделения Союза архитекторов от 7.12.1951
³⁴ВГИММП «Сталинградская битва». Инв.№9707, н/вф
³⁵ВГИММП «Сталинградская битва». Инв. № 1331
³⁶Соболев И.Н. Основные вопросы теории архитектурной композиции // Архитектура: Сб. статей по творческим вопросам / Под общ. ред. А.Г. Мордвинова. – М.: Гос. архитектурное изд-во, 1945. – Вып.1. – С. 35-36.