Общество с ограниченной ответственностью
сельскохозяйственный производственный комплекс
"Звениговский"
(Республика Марий Эл)
Ещё в 2012 году репортеры «МК— Поволжье» совершили удивительное путешествие в Марий Эл. Где выпытывали у председателя СПК «Звениговский» главную тайну — как построить скандинавский социализм в марийских лесах.
Иван Иванович Казанков, подумать только, и успешный предприниматель, и упертый коммунист. В этом он не видит никакого противоречия. Товарищ Казанков остается человеком дела, даже не допуская мыслей о том, чтобы стать капиталистом. При этом дорогие автомобили рабочих «Звениговского» вполне органично смотрятся на парковке возле памятника Ленину и плакатов с коммунистическими лозунгами.
Он начал разговор с упрека. «Опоздали», — сказал, глядя в глаза предельно строго. Через пять минут его тон поменялся — товарищ Казанков начал говорить о своем детище — совхозе и мясокомбинате. Тон, может быть, и поменялся, а манера говорить осталась той же. Ее очень легко уловить. Так говорят люди, для которых свое слово важнее денег, а руки помнят, откуда растут. И легкая гордость в голосе. Впрочем, Ивану Ивановичу есть чем гордиться — на предприятии, где работает 1700 человек, средняя зарплата чуть больше 30 тысяч (2012 год - Ж.Ч.). Умопомрачительная цифра не только для небогатой республики, но и для большинства жителей Поволжья.
— На территорию совхоза нельзя, — сразу отрезал Иван Иваныч, — Запретили ветврачи. По всей стране так. У нас на сегодня — 139 тысяч поголовье. Сами опасаемся болезней животных, столько людей может без работы остаться. Так что можете обижаться, но дальше мясокомбината мы вас пустить не можем, со смотровой площадки посмотрим.
— Не-а, нам самое главное с людьми поговорить, это главное.
— Ну так само по себе. Зарплату платить побольше — это и есть наша основная цель. Мне уже семьдесят лет, мне много не надо. А люди жить хотят: им строиться надо и детей учить надо.
— Вы как к этому пришли? Мы про коммунистические «замашки».
— Да не политик я вовсе по натуре. Просто, когда страну развалили, я к этому пришел. Только в 32 года в партию вступил. Мне, честно, безразлично было. Я — хозяйственник, специалист в своей отрасли. Первый был за перестройку, наверное. Я думал, что она на улучшение жизни пойдет. Маленькие колхозы ведь перестали сами себя оправдывать. Я думал, что такие крупные хозяйства будут создавать. У нас ведь крупное хозяйство было, но квартиры мы не строили. Я комплексом считаю только тогда, когда само по себе животноводство и параллельно для людей условия: это квартира, больница, школы.
— Ну как в Советском Союзе и было…
— Не совсем. И я думал во время перестройки, что лучшее останется, а негативное уберем. А тут даже маленькие колхозы растащили, развалили. Нормальному человеку это в голову не должно укладываться. Как фермер может племенное дело вести? Как фермер может все один делать, плюс продукцию продавать? Россия фермеров наплодила, а ничем не помогла. Вот выделились деньги: «Нате, работайте, как хотите живите». Кроме того, фермерам надо было продукцию куда-то сдавать. Хоть мясо, хоть молоко, куда-то надо девать. Без этого никак. Так и загубили сельское хозяйство. Аналогично и в полеводстве. Зерно выращивают, а девать некуда.
— Вашего возраста многие люди, которые парторгами были и так далее, как 90-е пришли — сразу идеологический вектор поменяли.
— Я — хозяйственник, а не партийный. Вырос в голодные годы — в 1942 году родился.
— А вы здесь родились?
— Нет, я татарский.
— А где именно родились?
— В Алькеевском районе. И вот в 1947 году в нашей деревне больница была, мой дядя там фельдшером работал вместо главного врача. Видимо, врачи все мобилизованы были на войну, а этот остался — он уже пенсионного возраста был. Он только и спас меня. Все эти нужды, которые народ терпел, я помню. Самим есть нечего. И вот мать, уходя на работу, варила чугунок картошки — нас шестеро детей. Тогда ведь побирушки были, они обычно с котомками через плечо ходили. Так, мать говорила, чтобы какое-то количество картошки давали им, если попросят. Мы и давали, хотя сами есть хотели, но раз велено... Я с этих лет, наверное, народ ценил, ценю и уважаю. В войну последнее отдавали, но старались друг другу помочь.
А сейчас почему не нравится эта власть, и все устройство: «Главное, где хапануть». А народ пусть, как хочет. Я не хвалюсь. У меня жена тоже хочет, чтобы особнях был, отдельно мы жили. Я в советское время получил трехкомнатную квартиру, работая директором, и до сих пор в ней живу. Мне ничего не надо. Дети уже выросли, вдвоем и живем.
— Получается, как приехали сюда работать, так и остались?
— Получается так: я приехал в Юринский район, самый заброшенный в Марийской республике. Меня туда отправили, я пять лет проработал: нет ни инфраструктуры, ни кадров. Я национальную школу кончил в Алькеево.
— Национальную?
— Я чуваш по национальности. У меня до сих пор акцент сохранился. Так, в Юринском районе чисто марийское население, да и школы не было. Я хотел, чтобы сын хорошее образование получил. Пришел к секретарю, сказал, чтобы меня в райцентр перевели. «Если не согласитесь, я перееду в другое место. Работу найду», — сказал ему. Я за пять лет хорошо себя зарекомендовал. Он за меня держался, но перевести не успел. Меня сюда позвали начальником: дела не шли, руководители каждые три месяца менялись. Первый комплекс построили в 1968 году, я, получается, в 1979 году сюда перешел. За десять лет все обветшало — одна разруха. Потом я восстановил все. У нас было около 600 голов крупнорогатого скота, около 200 коров и другая живность. Все убрали. Решили делать свинокомплекс. С тех пор, с 1979 года, мы и развиваемся. Имели всего 16 тысяч поголовье, в этом году должны выйти на 160 тысяч.
За годы развала, получается, в 10 раз увеличили производство. Зарплата у нас 30 тысяч в этом году.
— Это средняя?
— Да, я усредняю. Кроме того, в трудные годы мы начали давать по 5 килограмм мяса на работающего. Тоже ежемесячно. По рублю за кило отдавали, и сейчас по такой же цене. В 1995 году построили мясокомбинат, после этого по 4 килограмма колбасных изделий стали давать. Тоже по рублю. 9 килограммов мясного получается вместе.
— На всех работающих сколько выходит в месяц?
— Это меня меньше всего интересует. Посчитать несложно — у нас больше полторы тысячи рабочих. Они же зарабатывают. Я тех, кто приходит на работу, хотел кормить в столовой бесплатно. Начал было, налоговая узнала: «На каком основании бесплатно кормите вы своих рабочих? Они деньги должны платить, а оттуда отчисления идти в налоговую». Так меня заставили платные обеды делать. Тогда глава района, хороший мужик был — Петр Павлович Якушев, в налоговую: «Что вы? Он же ничего плохого не делал. Хотите, он оплатит эти налоги? А штрафовать-то за что?». Помог мне он тогда, спас.
— Да, буквоедство какое-то.
— В итоге, после этого не решаемся бесплатно кормить. Правда, покушать в раз у нас стоит 20-25 рублей, считаю, что это вполне нормально.
Квартиры сейчас не строим. Только для специалистов я выкупаю квартиры. А рабочие сами, в основном, селятся. Строить помогаем. Рабочие ссуды брали беспроцентные, но пользуясь этим — народ ведь у нас ушлый — берут якобы себе, а покупают квартиры, скажем, в Чебоксарах или Йошкар-Оле, или в Казани. Дети туда уезжают жить. Зачем я должен субсидировать это? В итоге, даю 100 тысяч беспроцентно, а остальные деньги, хоть два миллиона — по минимальным банковским ставкам. Проблема вечная. «Маленько обманешь начальство — уже хорошо», — так в народе говорят, только еще похлеще. Правда, я уже стрелянный воробей, 38 лет уже здесь руководитель.
— Всех, наверное, местных знаете.
— Нет, не всех. Сейчас бурно все растет. Худо-бедно, 50 свинарок прям сейчас надо. Строимся ведь.
— Народ едет к вам?
— 13 автобусных маршрутов к нам ездит, работников доставляет.
— Со всех районов, наверное, и из Чувашии тоже?
— Нет-нет-нет, чувашей я не считаю. Они калымщики, работают тут. Моркинский, Волжский и Звениговский — из этих районов я собираю людей. Приезжают, работают, а вечером мы их отвозим. Свинарки работают в две смены, остальные в одну. В общем, все сделано для того, чтобы люди не разучились работать. Кстати, сейчас никто не хочет, чтобы с детства приучались к работе. Нас учили, что с детства надо приучать. Вот мы сеяли то свеклу, то еще что-то. Все, чтобы дети во время каникул не бездельничали, а работали. А сейчас до 16 лет детей нельзя трогать. Этим от работы отучают. В 16 лет или в тюрьму попадают, или что. Такое воспитание. Раньше ведь пионерлагеря устраивали, и дети ходили в соседнюю деревню, в каждом совхозе для них что-то придумывали. Они приучались к труду, а не воровать да филонить.
— Одного из нас дед заставлял гвозди старые, ржавые выпрямлять.
— Во-во, правильно. Я директором работаю. У меня сын в Казани мединститут закончил. В восьмом классе строим с ним сарай. Он гвоздь заколачивает и что-то никак забить не получается. Я ему говорю: «Сереж, ты даже гвоздь не можешь забить». Он за словом в карман не полез: «Пап, а ты меня учил?». Я осекся и не знаю, что ему ответить. Я с утра до вечера работаю, некогда было.
Если хотите пообедать, то давайте в столовую пойдем, покушаем, — неожиданно меняет тему наш собеседник, — Только сначала на третий этаж поднимемся. Там обзорно можно на все предприятие посмотреть. Вы ведь не в разваленное хозяйство приехали.
Поднимаемся.
— В 90-е годы как удалось сохранить колхоз? Наверняка и бандиты приезжали к вам, и другие наезды были.
— Да, было. Приезжали. «Плати, — говорили, — сын в Казани учится. С ним что угодно может произойти. Кирпич на голову может упасть». И чего только не говорили. Ни охраны, ничего тогда не было.
Главная задача у меня тогда была... — возвращается к основной нити Иван Иваныч, — Вот здесь у нас медпункт. Тут врачи, по субботам до пяти врачей бывает на приеме. Ежедневно стоматолог принимает.
Смотрите, около 100 помещений. 96, если точно. В этом году 10 построим и за 100 выйдем. Вот это — первые два склады, после них три подряд поменьше помещения — это первый комплекс в Марийской республике, построенный на 300 тонн. Дальше длиный такой, сероватого цвета — это теплый стан; дальше мастерские с красными крышами, еще дальше, далеко к лесу идут, а это откормочная часть, это теплица, чтобы зелень была, дальше комбикормовый завод на 200 тонн.
— С другом разговаривали недавно. Может, про вас говорил. В Татарстане, в деревне Вахитово есть предприниматель, который корм выращивает и людей не увольняет только из-за того, что им идти некуда будет.
— Только не в Вахитово, а в Алькеево.
— Не в Вахитово разве?
— Нет. У нас там 22 тысячи гектаров пашни, мы им помогаем. Недавно там был президент ваш, татарстанский, в начале августа. Мы с ним тут договорились встретиться, его подчиненные на начало октября сказали. Должен приехать он и посмотреть, как в такое тяжелое время без помощи государства мы все строили. Ни копейки ссуды, ничего не брали.
— У нас хваткий президент, так многие считают.
— Ну так вам везет. И Шаймиев самый хитрый и умный был, и этот толковый человек.
Он по-современному умный, не только за что-то старое цепляется. Вы ведь успели выхватить денег за счет суверенитета. Я тогда депутатом Госдумы был, 60 миллиардов денег перехватили. Откупились…
Вот здесь маточное хозяйство идет, — снова резко меняет тему собеседник. — Каждая матка в индивидуальном станке стоит. За счет этого по 11 поросят в среднем получается выращивать за один опорос. Мы стараемся на уровне Запада вести хозяйство. Наверху видите? Это вентиляторы «Биг Дайчман» — это германское предприятие. Мы с ними работаем. Воронежцы предложили работать. Начал с ними сотрудничать — лучше не связываться, обман постоянный. Тяп-ляп сделано. Крышки, посмотрите, так грибок над каждой — теперь, как дождик, так заливает. Плюс чернота около вентиляторов. Видите? Вот эти воронежцы поставили. Теперь и с этой стороны течет, и с другой стороны. Как с ними работать? Сейчас я своим юристам говорю: «Напишите претензии: сколько мы недополучаем привеса, сколько падежа получилось». Напишите все и претензию отправляйте.
Само по себе, если техника, то западная. А наша… Невозможно на нашей технике работать. Как при советской власти трактора выпускали. Их много клепали. До поля доходили — разваливались. Видимо, чтобы недовольство народа вызвать.
— Вы наверняка, когда встали на ноги, ездили в Германию или еще куда-то, чтобы посмотреть, как работают там?
— Нет, мне наплевать на ихних фермеров. Это они сюда приезжали. Видимо, узнать, как чувствует себя Россия в этих условиях. Они приезжают сюда, начинают рассказывать. Я отвечаю, как мы живем, какая у меня зарплата. Они удивляются. Я на уровне советских директоров зарплату получаю и сейчас, когда другим подымал: 30 тыщ у рабочих, у меня 60 тысяч. В два раза больше получаю, да, хоть и в 5-6 раз могу больше получать. Ничего противозаконного нет. Я 60 тысяч получаю, у меня пенсия, за инвалидность и прочее — 120 тысяч в общей сложности с зарплатой выходит. Зачем мне увеличивать?
— Не знаю.
— Я ведь «туда» не утащу. А дети пусть сами думают, они подняты… У каждого рабочего почти машина, у некоторых по несколько на семью. Полкилометра надо пройти, но нет — на машине.
— Да, хорошие машины на стоянке перед конторой.
— Ну. Если бригадиры и специалисты получают по 50-60 тысяч. Если они двое работают в семье, то могут и по 100 получать. Что хорошую-то машину не купить?
— У нас сколько машин в Казани, правда, автокредиты в основном берут. Вы у сына-то бываете?
— Он учился в Казани. Сейчас здесь работает. А у вас в Казани пробки уже как в Москве. Мы же к вам продукцию возим.
— Каких специалистов вам надо, чтобы пригласили?
— У нас разные есть, — спускаясь по лестнице. — Наташ, Наташ! Это Наталья — начальник отдела кадров. Каких специалистов вам надо?
— Каких-нибудь. Разных желательно.
— Простых рабочих надо?
— Или давайте мы просто походим по территории, поговорим с людьми.
— На мясокомбинат, пожалуйста, если считаете нужным. Там рабочие и так далее. Вторая смена задерживается. Можете с ними и здесь поговорить. Пойдемте в столовую
(Идем по коридору). На диете я. Поэтому своей едой питаюсь. У вас шофер есть?
— Вот шофер (показываю на фотографа).
— А то шофера ведь тоже надо покормить. (Повару) Им нормальную пищу, а мне как всегда.
— А вы депутатом в каком году были?
— С 1999 по 2003 год. Третий созыв.
— От КПРФ пошли?
— Нет, я самовыдвиженцем был.
— Как в Госдуме работа?
— Ай, все нервы истрепал. Ничего не понимают. Хороший пример можно привести. Ульяновская область, Голубков Анатолий Иванович — он тоже директор, мы два директора действующие были там. Больше не было. Крупное хозяйство — 37 тысяч пашни. Он производитель зерна, им и занимается, в основном. Больше Ленинградской области один производит зерна. Он мне всегда говорил: «Иван Иванович, куда мы с тобой попали? Тут рожь от пшеницы не отличают, а законы пишут для села. Если меня в следующий созыв поведут, я не пойду туда штаны протирать». Так и говорил.
— А вы?
— Нет, я выставился. Я ему говорил: «Ты не пойдешь, я не пойду. Кто им хоть будет показывать, что не так». Но тут власть сменилась, и меня не пустили… В буквально смысле. Как пришел к власти Маркелов (глава Марий Эл — ред.) сразу сказал: «Какой он депутат, от него копейки не дождешься. Других депутатов будем делать».
— Сделали?
— Ну. У нас ведь послушные главы. Любые проценты, что и в Татарстане, что и здесь.
— Сумасшедший дом.
— А у нас еще сумасшедшее.
Алексей СорокинУстоявший
Елена Пустовойтова
Источник: журнал «МОЛОКО», № 7, 2014.
Поезд стоит в Шелангере всего пару минут. Соскочишь на щебенку с высокой подножки, полвагона не пройдешь, а он уже поплывет мимо тебя дальше, в Йошкар-Олу, где заканчивается эта ветка железной дороги, будто там дальше – ничего нет.
Ни России, ни будущего.
Собственно, я ехала в Шелангер, как в советское прошлое. Без богатых и бедных, с социальной справедливостью, с народом, который знает, что его завтра зависит и от него. И эти, странные для нынешнего обывателя, мысли имели вполне конкретный адрес – совхоз «Звениговский».
И даже имя – Иван Казанков.
Совхоз «Звениговский» сегодня это больше 2 тысяч работников. Это 88 свинарников плюс мясокомбинат. Это 23 тысячи тонн мяса в год. Это 21 тысяча тонн самой разной колбасы и мясных полуфабрикатов. Это средняя заработная плата 35 тысяч в месяц и почти полмиллиона рублей выплаченных за прошлый год налогов. Но вся эта, безусловно, важная цифирь никак не отражает главного. А оно в том, что на двадцать третьем году капиталистического переустройства России здесь по-прежнему живут и работают так, будто ни частный капитал, ни лихорадка личного обогащения, готовая выставить на продажу все – даже Родину – не посмели коснуться этой земли.
Понятно, что Шелангер минувшие двадцать лет шел той же дорогой, что и остальная Россия, потому и особенно острым становился мой интерес: как выжил – и не только выжил, а и размахнулся, стал уникальным по эффективности производства во всем Мари-Эл – совхоз «Звениговский», детище его бессменного вот уже 35 лет директора Ивана Ивановича Казанкова.
Теперь весь этот комплекс – целый агрогородок на окраине Шелангера. По фасаду крупно и красно – «Спасем село – спасем Россию!» Серп и молот на доске почета и рядом «Трудом славен человек». И на транспаранте уж совсем откровенно: «Наша цель – социализм. От каждого по способностям…» - глаза, замылившиеся от рекламы банков, полуголых красавиц и машин, словно обжигаются о кумач, волнуют память…
Миллионером он стал сразу. В далеком социалистической семьдесят девятом его «посадили» на разваливающийся свиноводческий комплекс, на котором висело 5 миллионов долгов. Кто помнит, рубль тогда полтора американских доллара стоил.
- Когда я приехал, колхоз производил всего 400 тонн мяса. Из них половину покупал. Собирали у населения скот и его сдавали, как будто колхоз вырастил. Это в мои понятия о колхозе или о совхозе никогда не укладывалось…
…Прежде, чем попасть в хозяйство Казанкова, я не раз звонила ему по телефону. Его мобильник отзывался песней, которую по молодости уже мало кто помнит. «Забота у нас такая», - запевала трубка. И уже потом, когда мы свиделись и поговорили, я поняла, что не оригинальной формы, а именно смысла ради отзывается Казанков на все, что происходит на его земле именно так: «Жила бы страна родная, и нету других забот». И смысла ради – профиль Сталина на стене в его огромной кабинете, где каждый день в шесть утра он собирает специалистов на планерку. И рядом – «Наше дело правое – победа будет за нами!»
- Нас воспитывали так. Раньше думай о Родине, а потом о себе. Сохранить нашу страну. И до сих пор для меня это святое. Вот эта мелодия у меня в телефоне. Чтобы все люди знали, как я отношусь к нашей стране.
- Это мелодия своего рода символ?
– Да. Символ того, зачем мы живем, для чего работаем. И как думаем дальше развивать нашу страну.
Представляю реакцию нынешнего либерала на подобную демонстрацию «сталинизма». А это и не демонстрация вовсе. Это принцип жизни, которому Казанков остался верен. Не разменял на свободы и демократии. И, за ним, за Казанковым стоят по-минимуму две тысячи человек, благодарных ему за эту верность.
- Кто такой Иван Иванович? – Зинаида Николаевны Кудрявцева, ветврач мясокомбината, откровенно удивляется вопросу. – Иван Иванович самый лучший руководитель из всех, с которыми мне приходилось работать. Этот человек самый мудрый, от природы умный и образованный. Каждый день его вижу. В кабинете не сидит, в курсе всех дел, до самой мелочи…
И это удивление на вопрос, и то, что Казанкова видят ежедневно, были у всех, с кем бы я ни говорила в хозяйстве – в цехах мясокомбината, свинарниках, комбикормовом заводе, теплице, где круглый год выращивают овощи для столовой, обеды в которой укладываются в 50 рублей. Не знаю, для всех ли это будет показателем заботы о людях, но каждый месяц все работники Казанкова получают продуктовый набор по два килограмма колбасы и мяса – для дома, для семьи.
- Я до сих пор и к нашим пенсионерам стараюсь бережно относится, - разъясняет Казанков. - Едва ли кто еще по России до сих пор это делает – помните, мы в советское время по два килограмма мяса давали? Плюс килограмм колбасы мы им бесплатно даем каждый месяц. У нас они в любое время проходят на территорию комплекса, что хотят – то и проверяют. Они создавали этот комплекс, и мы всегда будем подотчетными перед ними. И все понимают, кто такой пенсионер. Если бы не их труд, у нас такого мощного предприятия на сегодня не могло бы быть.
Сравнивая прошлое и сегодняшний день, директор совхоза «Звениговский» оперирует такими цифрами, в которые сегодня трудно поверить: мы привыкли думать, что село есть черная дыра, в которой исчезают миллионы. А он, «Звениговский», к началу девяностых в 10 раз увеличил производство мяса. Со 180 тонн мяса до 1800.
Иван Иванович за свою жизнь не раз задавал себе вопрос: он смог, почему другие – нет? И ответ ему вполне ясен: - Если народ почувствует, что ты уже сам не знаешь куда вести – он тоже начинает шататься. А если ты действительно ночами можешь не спать, обмозговать, правильно сорганизоваться, то из любой трудности можно выйти.
- Это все благодаря социализму или вопреки плановой экономике?
- Ну, как можно вопреки? Семейный бюджет и то планируется. А тут целое предприятие без плана и без всего? Кто ничего не понимает в экономике, типа Егора Гайдара, который экономистом только считался, те и решили Госплан разрушить. Почему до сих пор ни промышленности, ни сельского хозяйства в стране нет? Все топчемся, то показывают одного фермера - он 15 овец купил и 15 коров и этим решает проблемы России. Что фермеры страну накормят, это чушь, которую выкинули как лозунг в 90-ых годах. Я не против фермеров, пусть работают. У меня фермер, хороший друг, Вася Григорьев, он говорит: - Иван Иванович, я раб сам себе. Потому что я и должен пахать, и сеять, и убирать, и скотину держать, и, в конце концов, эту свою продукцию я должен успевать продавать. Он даже с обидой мне говорит - вы крупное предприятие, вы становитесь монополистом. Но мы же не можем сами себя ограничивать, мы не можем остановиться. У нас около двух тысяч рабочих работает, я должен думать, как им увеличить зарплату, чтобы люди могли нормально жить, нормально отдыхать. Если ездить куда-то на юг, за границу – пусть ездят.
Правда, ездить по заграницам не часто удается по той простой причине, лето – пора отпусков, говорят. А на селе самые работы начинаются.
Сравнивая нынешнее с минувшим, Казанков часто вспоминает один случай: «Совхоз «Звениговский» и в 90-е поднимался, как на дрожжах. Когда все вокруг валилось. Ну, и собрались тогда горбачевские руководители у главы – Жеребцов был в то время. И предлагают: давайте мы присоединимся к совхозу «Звениговскому», создадим общее предприятие. Я говорю: ребята, как вы это предприятие понимаете? Я понимаю вот так: я все ваши банковские счета закрываю, отбираю у вас иномарки, я сам на «волге» езжу, и вы у меня будете как управляющие работать. А все ваши выезды - сегодня в Чувашию поехали, завтра в Кировскую область! - просто катанием занимаетесь. Это все прекратится, вы на производстве будете работать. В зале – тишина, все молчат. И больше уже ни разу не поднимали вопрос «давайте объединимся с совхозом «Звениговским».
Иван Иванович усмехается, вспоминая прошлое.
Но нынешнее было куда страшней. В девяностые вместе с либерализацией рынка, когда мясокомбинаты переставали платить, руководство его совхоза само расходилось по всем рынкам – до главного бухгалтера и инженеров - но на зарплату работникам все равно собирали. Тогда-то и поняли, что одним мясом не проживут, нужна его полная переработка.
- Я должен был правильное направление найти, чтобы не специалисты торговали на рынке, а целенаправленно из мяса деньги делать.
И Казанков направление нашел. Сегодня рентабельность его хозяйства выше 22 процентов. Где еще на селе вы найдете такую? Сегодня он только за день отгружает более чем в 3,5 тысячи магазинов республики и других областей больше 100 тонн колбас и мясных полуфабрикатов. Сегодня его работники, получающие в Шелангере московскую зарплату, пойдут за ним в огонь и в воду.
Чтобы не увязнуть в цифрах, расскажу вам короткую историю – о «чемпионате мира» среди мясокомбинатов. Такой ежегодно проводится в Германии, во Франкфурте. Более 60 тысяч мясокомбинатов Европы и обоих Америк выставляют там свои мясные изделия, и немцы, сами колбасники хоть куда, решают, у кого лучше. Так вот, в прошлом году «Звениговский» отправил на эту международную выставку 23 вида продукции. И получил 16 золотых, 6 серебряных и 1 бронзовую медаль. Без медали не остался ни один экспонат из Шелангера! К слову сказать, вся Украина, тоже знающая в колбасах толк, на той же выставке получила 22 медали, а тут – один совхоз.
- А это главный кубок, который достался нам! – Иван Иванович снимает с полки здоровенное творение немецких литейщиков. А я смотрю на него и с грустью думаю: наши футболисты, получающие миллионы за беготню по футбольному полю, известны на всю Россию уже только потому, что слегка поучаствовали в чемпионате мира. Казанков в чемпионате мира среди мясокомбинатов собрал все медали и взял главный приз – и что? Хоть одна газета или гостелевидение (говорят, оно у нас еще есть) хоть полслова сказали об этом? Порадовались?
- Мы одни получили медалей больше Украины, - словно читая мои мысли, говорит Казанков. - Мы, крестьяне из деревни, выиграли вот этот кубок, - радость бы для всей страны, что мы можем на международный рынок выйти с нашей продукцией, нас бы поддержать! Ну, а кому мы нужны? Нигде об этом ни слова.
Для местной власти вполне логично, казалось бы, услышать Казанкова. Но…
- Руководство республики – они бы съели меня сегодня, но я в горле застряну. Пытались уничтожить, травили, аварии делали, требовали сдать хозяйство - сам руководитель Марийской республики обо всем этом знает. А я не сдал, и народ меня всегда поддерживал. И обязательны мы будем дальше двигаться. На сегодня у нас 166 000 поголовья свиней. Наша цель – 200 000 в этой пятилетке. То есть к концу 2015 года мы его будем иметь. 35-40 тысяч тонн мы в начале пятилетки говорили, 34 тысячи уже есть, – 40 не за горами. Мы ведь это сами все не съедаем, мы делаем все это для страны. Чтобы золотые деньги, миллиарды туда не уходили, а именно наши люди ели ту продукцию, которая экологически чиста. Мы никогда не гормоны, ничего не применяем, и стараемся, чтобы народу лучше было.
Так часто о своей ответственности перед народом он говорит неспроста.
- Во-первых у нас СПК. Это совместный производственный коллектив. То есть, по-русски говоря – это народное предприятие. Народное предприятие выбирает руководителя. Без советской власти уже прошло почти что двадцать четыре года, а каждый раз меня выбирают. Ведь если ты хочешь остаться на этой должности, ты должен, хоть и требуешь исполнительности у народа, угодить ему. Это по–простому я говорю. Но дело в том, если бы я неправильно вел дело - каждый ведь хочет жить лучше – меня бы легко переизбрали. Но до сих пор никто не выставлял против меня свою кандидатуру. И я молю Бога, чтобы у меня здоровье было, голова работала и ноги ходили.
Они ниоткуда не ждут помощи, живут только на собственные средства, и работники «Звениговского» это прекрасно понимает. «Моя первая задача, - говорит Казанков, - чтобы народ нормальную зарплату получал». Средняя зарплата по прошлому году - 34 000 рубле. Кому нравится - 1000 долларов. За рубежом, проверьте статистику, в агросекторе примерно так же. До конца года нынешнего здесь хотят довести зарплату 37-38 тысяч.
Предвижу вопрос: сколько кладет в кошелек сам директор совхоза? Вот вам ответ: - Я живу в пятиэтажном доме на втором этаже в трёхкомнатной квартире, которую выделила как директору, мне, советская власть.
– Вы миллионер, и живёте…
– Я не миллионер, я зарплату получаю. Если я себе на 10 процентов увеличиваю, аналогично, увеличивается заработная плата рабочих. И в итоге у меня сейчас 88 тысяч, а у рабочих 34 тысячи в среднем, свинарка получает 37, а главный специалист около 60-ти тысяч.
– И этот принцип сохранился до сегодняшнего дня?
– До сих пор. Я радуюсь этому. С рабочим на равных могу говорить. Мы с ним из одной кассы зарплату получаем.
- А как же тогда капитализм, как же свободный рынок, как же частная собственность?
– Да наплевать на всё это. Кому оно на хрен нужно, извините за крепкое выражение, этот капитализм? Простое человеческое уважение никаким капитализмом, никакими деньгами, ни золотом, ничем не заменить, для меня нет важнее уважения человека, с которым я работаю, чтобы мне доверяли, мне верили. Это самое, наверное, ценное, что рабочие доверяют мне.
- И, тем не менее, вы кто? Миллионер? Миллиардер? Кем вы сами себя считаете?
- Хороший вопрос. Если вот так вот считать – мы миллиардами ворочаем с одной стороны, миллионами тоже ворочаем. У нас есть, чем ворочать. Но я был и останусь простым руководителем, которого избрал народ. И для меня важней всего – оправдать его доверие. Если меня назовут миллиардером, я никогда этого не признаю. Хоть и наше общее богатство народа – да, миллиардами можно считать.
Я считаю – все смог и может Казанков. Он считает – все может социализм. Кто из нас ближе к истине? Может быть тот, который считал, что кадры решают все?
Поезд в Москву стоит на станции Шелангер пару минут. На станции я вспомнила о том, что ехала сюда, как в прошлое. Взбираясь по крутым ступенькам в тамбур вагона, подумала: а ведь здорово было бы, если бы «Звениговский» устоял навсегда.
Свежие комментарии