Для тех, кто пропустил первый пост: http://sovsojuz.mirtesen.ru/blog/43508318910/LETO-54-GO-%28memuaryi%29
Нет, в нашей семье не было потерь от костлявых смертельных рук войны, никто в ней не участвовал по той причине, что отец был слепым, а мама тоже была инвалидом. Не были мы беженцами, не были и под немцами. Но от этого нам жилось ни легче, ни тяжелее, чем остальным. Все тяжести военных и послевоенных лет мы тоже ощутили сполна. Из всех участников того времени я осталась единственным очевидцем и многое ещё вспоминается так живо, будто это было вчера. Некоторыми воспоминаниями хочу поделиться с молодым поколением, чтобы они помнили о нас, и знали о нашей жизни из «первых рук».
В трудные послевоенные годы страна, а с нею и весь народ, медленно, но с Верой и Надеждой поднималась с колен. Взрослые, а с ними и дети жили впроголодь. В нашей семье было четверо детей, двое из них (я и братик) были младшими. Нас, детей, выручало молоко, которое покупали у соседей, державших корову. Обычно нам полагалось пол-литра молока на день, пока родители не придут с работы и не приготовят что-то покушать.
Однажды братик выпил всё молоко, но сообразил детским умишком, что сестрёнке ничего не осталось и... налил в банку воды. Когда я стала кушать, но увидела молоко голубого цвета, что показалось подозрительным, попробовала и поняла - в банке просто вода, подкрашенная молочными остатками. Ничего не сказала братику, понимая, что ему очень хотелось кушать. Потом жизнь развела нас в разные стороны, но при встречах брат неоднократно просил у меня прощения за свой поступок, который запомнил на всю оставшуюся жизнь.
Вспоминается мне до сих пор и жареная картошка на вонючем рыбьем жире, но это сейчас кажется ужасным, а тогда картошечка казалась такой вкусной! А сколько раз приходилось чистить целый чугунок мелкой картошки, величиной с грецкий орех. Делали пюре без всякого масла и молока. Только картошка и вода! Ни о каких яйцах понятия не имели. Большим подарком была требуха, отданная или проданная соседями. Долго мы с мамой обрабатывали её кипятком, а после варки уплетали за обе щеки. Никакая каша не выбрасывалась в ведро: мама из остатков делала и оладьи, и блинчики. Но пока приходили взрослые с работы и что-то приносили, приходилось довольствоваться после школы луковицей с подсолнечным маслом и с солью. Ах, как вкусно!
В одном дворе с нами жила моя подруга детства, худенькая Лариса. Их семья для таких тяжёлых времён была богатая. У Ларочки была самая большая и красивая кукла. У гутаперчивой красавицы были пушистые светлые локоны и большие закрывающиеся глаза. Даже хозяйка редко держала куклу в руках, не говоря уж о других детях. Порой поможешь у них в доме помыть полы, и в награду за это разрешали тебе подержать несколько минут эту куклу, а она размером чуть ли ни с тебя. Потом кукла водружалась на комод, где гордо восседала и свысока посматривала на детей.
В основном у всех были куклы тряпичные с глиняными головками. Была и у меня такая кукла, но папа по слепоте своей однажды сел на неё и, конечно, раздавил. Остальных кукол заменяли мне полотенца, смотанные в рулончик и подвязанные носовым платком вместо косынки. Не было у детишек и кукольной одёжки, кукольной посуды и мебели. Абсолютно все атрибуты детских игр заменяла земля-матушка да песок. Да ещё кусочки бумаги и палочки от деревьев или найденные на дороге красивые стекляшки от разбитой чьей-то посуды. И в основном играли дружно, тихонько, не мешая никому. Бывало, по вечерам сидят родители да старики на крылечках, щёлкают семечки, говорят о чём-то, о своём, а детвора со всего квартала собиралась и играла то в прятки, то в казаки-разбойники, то в лапту, то в штандер, не мешая родителям отдыхать от тяжёлого трудового дня.
Видела я сытую жизнь Ларисы. Иногда сажали меня за стол покушать лишь только для того, чтобы Ларочка с аппетитом покушала "хоть самую малость". А у меня всегда аппетит был "звериный", съедала бы всё чем угощали, но понимала, что надо быть "вежливой и тактичной" и сдерживала свой аппетит.
Нравилось мне бывать в этой семье: и дом казался большим, и кукла была настоящая, и мух почти не было, а в летнее время червей в доме не было. Да, да настоящих живых ползучих червей! Дело в том, что прямо около нашего дома, в пяти-семи метрах, всегда была огромная куча навоза. Как я уже упоминала, что Ларочкина семья была богатой, и у них скотины был полный двор: корова, лошадь, свиньи, куры. Весь этот скотский помёт или, по-другому, навоз вычищался из сараев и складывался недалеко от нашего крыльца. За зиму куча вырастала огромная и, как только становилось тепло на улице, та семья нанимала женщин и делали кизяк (смесь навоза с соломой). Этот кизяк раскладывали по всей площади двора, даже под окнами нашего домика. Солнышко пригревало, в кизяке заводились черви. И расползались повсюду. Поскольку домик был без фундамента - прямо на земле, то черви заползали и в дом. А где черви, там и мухи чёрными стаями заполняли комнаты: все меры борьбы приносили лишь незначительное облегчение. И так было до той поры, пока кизяк не высыхал. Потом этот кизяк в виде кирпичей складывали в маленькие кучки, затем в большие штабеля и лишь, когда он высыхал окончательно, переносили в сарай. Зимой этим кизяком топили печки. Вот так проходило лето. От этих миазмов и ползающих и летающих тварей негде было скрыться. Лишь спустя много лет городские власти запретили собирать навоз во дворах, и кто хотел делать кизяк, то делался он за городом.
Но вернёмся лучше к столу, ко всякой вкуснятине, которой старались напичкать Ларочку. Видела тётя Паня, Ларисина мама, что мне всегда нравилось быть у них в доме. И вот однажды решила пошутить:
- Нюся, хочешь быть моей дочкой?
- Хочу! – представляю, как заблестели от радости мои глаза.
- Беги домой, возьми у мамы карточки, и приходи к нам.
Вприпрыжку я побежала домой и, задыхаясь от радости, выпалила:
- Мама, дай мои карточки, и я пойду жить к тёте Пане. Лариска будет моей сестрой.
Обняла меня мать, погладила по головке и сказала, горько улыбнувшись:
- Глупенькая, пошутила над тобой тётя Паня. Если бы ты нужна была ей, она взяла бы тебя без карточек.
И стала объяснять важность продуктовых карточек, без которых ты, по сути, оставался голодным. Когда мне приходилось идти в магазин с теми карточками, мама строго наказывала:
- Смотри, только не потеряй.
И в магазине продавщица ножницами отрезала какие-то талоны и взвешивала то сахар, то крупу, то хлеб. Слава Богу, вроде бы всегда всё было хорошо, и не было потери карточек, а может, я просто не знала всех подводных течений, может, взрослые вслух не говорили об этом. Но создалось впечатление, что весь период карточной системы в нашей семье прошёл без потерь. После маминых пояснений к этому вопросу никогда не возвращались, да и мыслей перехода в другую семью больше не было. А карточки отменили в 1947 году.
Да, питание в послевоенные годы, прямо сказать, было неважнецкое. Запомнилось, как иногда средняя сестра брала меня с собой в столовую железнодорожного депо, где она тогда работала. Но, чтобы сократить путь, сестра пролезала под железнодорожными составами. Лезла за ней и я, но какой страх приходилось заглушать в себе! А вдруг в этот миг поезд тронется?! Вслед за сестрой лезла вперёд и вперёд. Потом вздыхала: - Уф! Кажется, обошлось!
В этом депо рабочим часто выдавали брынзу и сестра приносила её домой. Наверно, не могла съесть из-за того, что она была уж больно солёная. На всю жизнь и мне запомнилась эта соль. Когда кто-то и сейчас упоминает о брынзе, то сразу вспоминаются трудные годы и та самая брынза из депо.
А с каким нетерпением детишки ждали Нового Года!
Это означало, что в каждой семье, несмотря на недостаток, будет ёлка. А как приятно и интересно её наряжать! Стеклянных игрушек не было. Но всё равно, какие красивые были картонные и ватные игрушки! Какие красивые были ёлочные флажки и цветные цепочки, которые делали сами!
На ёлку приглашали всех соседских детишек. Кто-то из взрослых играл на гармошке или на балалайке. Дети читали стишки, пели "В лесу родилась ёлочка", плясали. А гостинцем, иногда, служили просто горсточки семечек. Но особенно ждали, когда приглашали на ёлку к Ларисе.
Там ёлка всегда была и пышнее и выше, игрушки были стеклянные, и разноцветные свечки зажигались на ёлке, когда приходил Дед Мороз - это была баба Наташа, красиво наряженная с бородой и гостинцами. И гостинцы были настоящие; фигурные печенья домашнего приготовления, конфетки и даже по яблочку. Это был самый настоящий праздник! Вот было весело! Потом разрешалось подходить к ёлке и рассматривать ёлочные игрушки. Да, Новый Год был самым, пожалуй, любимым детским праздником.
Кому-то покажется кощунством, жестокостью, но в те годы это было так. Детвора могла покушать также и на проходивших порой поминках: детский мозг не сознавал тяжесть потерь близких и родственников умершего. За поминальными столами сидели сначала взрослые, а потом усаживали детей со всей округи. Обязательно подавались блины с мёдом, рисовая сладкая кутья. Потом обязательное блюдо - борщ с мясом, тушёная картошка, тоже с мясом. Потом пшённая каша на молоке, и в конце компот с пирогами. Как ни тяжело жилось, но поминки все всегда старались сделать по всем правилам. Где только ни брались деньги, но детвору волновало лишь накушаться досыта! Вот это, видно, и служило особой честью быть на похоронах - сытно покушать и помянуть добрым словом усопшего.
В летнее время хорошим подспорьем для детской "подкормки" служил чёрный паслён. Дело в том, что у соседской девочки, Милы Рукавицыной, был длиннющий двор. Не принято было сажать что-то во дворах, т.к. полива не было, а носить воду из колонки за два - три квартала было слишком тяжело. Вот и приспосабливали дворы кто подо что. Кто под кизяк, а чаще просто пустовала земля. А у Рукавицыных весь двор зарос паслёном. Спелый паслён заменял сахар или конфеты. Взрослые пекли с паслёном даже пирожки. Нет, у нас пирожки не пеклись, но Мила, соседская девочка, разрешала собирать паслён, сколько хочешь. Большим везением было, если насобираешь целую кружку этой ягоды, и потом лакомишься, стараясь кушать не торопясь, чтобы растянуть удовольствие.
В трудностях и лишениях подошёл 1945 год. Но Май месяц был пожалуй самым счастливым для народа, т.к. принёс Великую Победу над фашистской Германией. Домой стали возвращаться солдаты Армии Победительницы. Возвращались сыновья к матерям, отцы к детям, женихи к невестам.
Когда началась война, мы со своими сверстниками были ещё маленькими, поэтому не помним, как провожали мужчин на войну: с песнями или со слезами. Но, что сейчас в воздухе витало всеобщее ликование, это было точно. Это ликование передавалось и в детские сердца. Всё чаще в домах слышны были возгласы долгожданных встреч. Столы со скамейками выносились во двор и родня праздновала возвращение солдата. А детишки гурьбой, со всего квартала, толпились около забора и подглядывали в щелочки ворот, чтобы хоть глазком увидеть Героя. И потом ещё несколько дней высматривали его на улице, чтобы полюбоваться на его ордена и медали. Не только для детей солдат был Героем, но и взрослые относились к нему с почтением. А к концу лета стали и свадебки играть. Девичьи лица расцветали от румянца и улыбок счастья. Здесь уж и взрослые не удерживались и присоединялись к детишкам, чтобы поглазеть на молодожёнов и порадоваться их счастью.
Как-то раз пронёсся слух, что в город привезли военнопленных, солдат армии вермахта. И что лагерь для них организовывали совсем недалеко от улицы, где жила моя семья. Бежали смотреть на нелюдей не только дети, но и взрослые. Но милостива русская душа: женщины через проволоку кидали побеждённому врагу кто хлеб, кто картошку, кто сало. Несмотря на свои потери, жалели, видно, их - всё-таки люди. Военнопленных разместили в бараках. Но нельзя было не обратить внимание на немецкий аккуратизм. Через несколько дней бараки сияли белизной, а вместо колючей проволоки стоял забор с красивыми воротами, сквозь которые видны были столбы с "китайскими фонариками", газончики с цветами и аккуратно выложенные дорожки. Да, этого у них не отнять!
Но наступила суровая русская зима, и стали голодать эти напомаженные солдатики. Бывало, сидишь дома, а двери днём в те времена не закрывались, вдруг стук в дверь, кричишь, что можно войти, и вваливается в дом, вместе с клубами холода, весь в отрепьях немец и просит на ломаном русском что-нибудь покушать. Почему-то жалко было, т.к. самому знакомо чувство голода, и если было, что дать, то делились, чем могли.
Затягивались раны проклятой войны. Мы выросли и пошли в школу. Но что хочется отметить, что, несмотря на послевоенную разруху в стране, детям уделялось особое внимание. Запомнилось, что были организованы горячие завтраки, которые состояли из кружки какао и хлеба, возможно и с маслом. Я очень любила какао, вот поэтому особенно оно и запомнилось.
Школы были далеко. Зимы были снежные, холодные, можно сказать, даже лютые. Несмотря на то, что исправно топили печки, в классах было очень холодно: сидели в пальто и валенках. Замёрзшие чернила в чернильницах, растирали между ладонями, чтобы скорее чернила оттаяли, и можно было начать писать. Во время перемены все дружно высыпали в коридор, подвигаться и хоть чуть-чуть согреться.
Но, однажды, мне, почему-то, бегать не хотелось, и я в своей шубке прислонилаь прямо к печке. Через несколько минут кто-то из одноклассниц подбежал ко мне и сказал, что пахнет палёным. Повернулась, а сзади в области попы уже красовался ржавого цвета круг. Ой, что теперь будет?! Боялась даже идти домой. Конечно, мама не похвалила, но всю зиму пришлось ходить с заметным пятном, вывести его совсем не удалось.
Истерзанная, измученная страна поднималась из руин и разрухи. Особое внимание уделялось молодому поколению, чтобы сохранить и поддержать оставшихся в живых. Повсеместно открывались всё новые детские здравницы и пионерские лагеря.
Пожалуй, самым приятным воспоминанием из детства остаётся время, проведенное в пионерских лагерях. Обычно они располагались в зелёной черте: в лесу или роще. На работу с детьми посылались опытные учителя и пионервожатые. Мне удалось там побывать три раза.
Первый выезд был в 1947 году. Всё было в новинку! И то, что вокруг так красиво, так зелено, не то что в городе. И играть можно, сколько душа пожелает. В нескольких метрах от домика отряда была огромная поляна в лесу. Мальчишки стали там играть в футбол, ребята были дружные и меня, девчонку, приняли в команду игроков. Часами гоняли мяч по этой поляне.
Дни летели за днями, глядь и обувь вся избитая стала, а вот уж и конец смены, пора ехать домой. Что делать? Туфельки или сандалии нельзя одеть! Так и пришлось топать, чуть ли не через весь город, ни босой, ни обутой. Асфальта и в помине не было, длинная улица была мощёная камнем, может со времён царя Гороха. С трудом я дошла до дома.
В последующие заезды я входила уже в старшие отряды, где было ещё интереснее. Приятно было просыпаться под звуки горна, потом строем идти на утреннюю линейку, где все отряды выстраивались в форме "каре", т.е. в виде квадрата, лицом к флагу. Затем председатели советов отрядов рапортовали председателю совета дружины. Затем поднимался флаг, и все отдавали салют. Воспринималось всё это очень серьёзно и даже торжественно.
Потом были завтраки, обеды, ужины. Кормили неплохо, но если бы чуть-чуть побольше! И вот ради получения этого побольше, ради добавки, нет-нет да бегали на кухню помогать то картошку почистить, то посуду помыть. А в награду получали полную тарелку манной каши или борща. Нет-нет, в общем, обид на питание не было.
Скучать было некогда, поскольку я была очень общительной и активной девочкой. Старалась участвовать во всех кружках, спортивных мероприятиях, рисовала стенгазеты, помогала оформлять листки "молнии". Затаив дыхание, слушала приезжавших в лагерь сказительниц, и мыслями уносилась в сказочные миры вместе с феями, принцами, богатырями и колдунами. Очень любила петь в хоре. Не забыть таких песен, как "Картошка", "Кто в дружбу верит горячо", "Спи, мой бэби" (в своё время исполнял её Поль Робсон). Эти песни пронеслись через всю жизнь, и потом я их стала петь своим детям и внукам.
Особой радостью было, когда ещё засветло, на стойки натягивалась простынь, заменявшая киноэкран. Ура! Будет кино! А вечером, как только темнело, все усаживались прямо на землю и, затаив дыхание, смотрели фильмы военных лет. Даже у самых озорных мальчишек отпадало желание пошалить. Все фильмы были интересные, но особенно тронуло моё сердце "У них есть Родина", рассказывающий о том, как немцы под разными предлогами старались оставить у себя угнанных из Советского Союза в Германию детей. А уже несколькими годами позже такие фильмы, как "Зоя', "Молодая гвардия", "Повесть о настоящем человеке" и другие не оставляли равнодушными ни одного зрителя. В кинозале стоял шум от приглушённых «охов», «ахов» и всхлипываний от слёз. Казалось, уже кончилась война, пора успокоиться. Но нет! Долгие десятилетия народ ещё будет помнить те годины. Эхом скорби и печали по погибшем и замученным будут они отдаваться в человеческих сердцах ещё долгие, долгие годы. А дата 9 Мая войдёт в историю, как ДЕНЬ ПОБЕДЫ над фашистской Германией. Этот день стал большим праздником и гордостью народа.
Время летит. Народ чуть-чуть вздохнул свободнее. Всё чаще на улицах слышны песни, пляски, то заливистое, то залихватское пение гармошки. Всё чаще то к одному, то к другому дому лошади подвозят сундуки с нарядами, перины и подушки. Сбегаются соседи поглазеть на приданое невесты. А в день свадьбы женихи со своими невестами катаются по городу на лошадях, бубенчики на все голоса так и заливаются. Вот уже и в нашем доме сыграны две свадьбы - мои сестры вышли замуж. Кажется, всё хорошо. Теперь живи и радуйся жизни.
Но нет, не было искренней радости в народе. Что-то мешало этому счастью. Детский ум и сердце чувствовали это, но понять и осознать ещё не могли, так как взрослые говорили тихо и полунамёками. И дети понимали, что не всё можно говорить вслух, а что-то даже и опасно. Любила я бегать в гости к своим сёстрам. Однажды возвращалась домой от одной своей сестры. Проходя мимо клуба швейников, невольно стала свидетельницей одного эпизода. На крыльце этого клуба сидела бедно одетая женщина. Она была пьяна. Из её уст вылетала брань, и чуть ли ни через слово упоминалось имя - СТАЛИН. Она ругала Сталина?!! Как можно?!!
Если кто услышит, то сразу её заберут!!! Я не знала причин, но знала, что такое непозволительно никому и никогда. Мне стало страшно от того, что услышала это, стала очевидицей непозволительной выходки бедной женщины. Стало жалко женщину. Боже, что будет? Что будет? Оглянулась по сторонам. СЛАВА БОГУ! Никого! С радостью за женщину, что никто не слышал её, и с тяжестью на душе я продолжила свой путь.
Но через несколько месяцев и на нашу улицу пришла беда. У моей подружки, Иры Телегиной, пришли и забрали маму и дедушку. За что - неизвестно. Но однажды я видела, как от их дома отъезжали сани, гружёные двумя мешками зерна. Нет, они жили небедно, но из-за двух мешков забрать двух людей?! Никаких пересудов среди соседей не было. Как-будто пропали без вести люди - ни слуху, ни духу. Но, спустя несколько месяцев, дедушка вернулся. Поговаривали, что отпустили и за старый возраст, и по болезни. И действительно, дедок тот вскоре преставился. А мама Ирина лет через пять пришла так же тихо и незаметно, как тихо и незаметно ушла. Писала ли она письма домой, неизвестно, т.к. не принято было ни говорить, ни спрашивать.
Ещё долго после войны вместо автобусов ходили простые бортовые машины, к заднему борту которой крепилась металлическая лесенка, а в кузове стояли скамейки. Но мы этим видом услуг почти не пользовались по той причине, что маме почти невозможно было залезть по такой лестнице. Вот и ходили мы везде только пешком. И ещё запомнилось, что часто на улицах в утренние часы видели такие же бортовые машины, крытые брезентом, там сидели люди, конвой и были решётки. Мы, дети, ничего не понимали, а воспринимали их, этих заключённых, как «врагов народа» и вслед говорили всякие гадости. Часто видели и «воронков», но считали, что такое название дано от слова «ворон»: чёрный, как вороново крыло. А о сути узнали много позже.
За эти годы мы, девочки, подросли и стали смотреть на мальчиков другими глазами. В одном классе с нами училась Лена Лужецкая. Она жила через два квартала от нас. Рядом с Леной жил мальчик Евгений. Всем девочкам он казался красавцем. И все старались снискать его внимание. В те послевоенные годы модно было посылать открытки, и здесь появилось невольное соперничество - кто найдёт более привлекательную, красивую открытку!? Пошёл поток иностранных очень красивых блестящих открыток. Моя сестра имела возможность доставать такие открытки на работе. И тогда я без сожаления расставалась с некоторыми из них, ведь я хотела поделиться этой красотой с другим человеком. Но ОН почему-то никому не сделал предпочтения. Появилась искра детской влюблённости, но также быстро погасла. А это значило, что закончилось трудное детство. Детство послевоенного времени.
Свежие комментарии