Князь Александр Васильевич Зиновьев.
Родился 29 марта 1946 года.
Не судим, не привлекался.
Русский. Православный. Пионер. Комсомолец. Член партии ЕР. Почётный донор России. Член союза кинематографистов «КиноСоюз». Член военно-охотничьего общества Минобороны. Драматург, поэт, писатель, актёр.
Женат. Галина Владимировна Зиновьева. Есть дети и внуки и внучки.
На одном дыхании
Сёмка запыхавшийся влетел в кухню, крутнул несколько раз круглый диск на бронзовом кранике и припал к струе. Соседка, Татьяна Георгиевна повернулась к Сёмке грузным телом.
«Всё носишься?»
Сёмка сделал несколько глотков. Подумал и ещё попил. И только после этого выпрямился и поздоровался с Татьяной Георгиевной.
Сёмка такое пережил, что, во-первых, улыбался во весь рот, а во-вторых, не зная как поступить с пережитым, улыбался глупо.
«Что-то ты припозднился?» - сказала ещё Татьяна Георгиевна, посмотрев на ручные часы. «Уж какой раз замечаю». Сёмка уже с час как должен был прийти из школы, где он учился в восьмом классе А.
Сёмка всё это услышал, конечно, но даже не насторожился, а, постояв, решил, что надо ещё и лицо ополоснуть, что он и сделал. Лицо горело, алело, почти дымилось.
А произошло вот что!
Сёмка сначала бежал вверх по переулку за Новослободской улицей, затем по дворам и улицам Тверских улиц и переулков, домой, на Четвёртую Тверскую Ямскую улицу дом 37-мь. А бежал он потому, что несколько минут назад, зажмурившись, и как-то сбоку, как стоял, так и основательно прицелившись, чтобы не промазать, поцеловал в щеку девочку из параллельного седьмого Б класса и… только его и видели! Чего-чего, а бегать Сёмка умел. Никто в футбол не мог его догнать, когда он отрывался с мячом, а уж обыграть.
А ещё раньше, но в этот же день, сразу, как только ему в голову пришла мысль, что надо Галю поцеловать, он перестал её слышать. Они шли снизу, с бульваров, осыпанные весенними тёплыми лучами солнца, окружённые весенними запахами московского воздуха и разговаривали о великом! Вернее Сёмка слушал о великом. Великим в этот момент были какие-то вязания, нитки мулинэ, пяльцы и ещё что-то очень далёкое от футбола, книжек, которые он с упоением читал, и разным мужских дел. Он разглядывал Галю, успевал пробежать глазами по ручейку, несущему по своим весенним надобностям. Про поцелуй Сёмка вспомнил из книги, где точно вычитал, что кавалер через какое-то время знакомства просто-таки обязан поцеловать даму своего сердца.
Галя была хороша! Вернее Сёмка точно знал, что она ему нравится! Про любовь он ещё не знал, не ведал. А ещё когда он вспомнил, что во всех книгах написано, что мужчина должен поцеловать женщину, вот тут-то он и перестал слышать. А так как их познакомили уже больше двадцати дней… И столько же дней, весенних дней, сразу же после школы они гуляли и разговаривали, то Сёмка совершенно точно понял, что пора целовать.
А познакомила их Люда Бушук.
На переменке Люда оттянула за рукав гимнастёрки Сёмку к широкому окну, подальше от всех, и тут же выпалила: «А тебя Сёмка, полюбила одна девочка»! Немного осеклась на слове любила, потому как у них разговор с Галей был совсем не такой, и добавила: «Ну, ты ей понравился, понимаешь»! Сёмка каким-то шестым чувством понял, что всё пропало! Но стоял внешне спокойно и, кивая головой с начинающими рдеть ушами, слушал. А Люда, совсем запутавшись, невольно ещё усилила своё сообщение: «Влюбилась она в тебя! Теперь понятно»? Сёмка на все её слова ещё кивал, соглашаясь. Людка ещё так заговорщицки оглядывалась, что Сёмка невольно следя за ней, тоже оглядывался и стал как-то не чувствовать ног. Но всё же сумел пробубнить: «А что же теперь делать»? «Да ничего!» - вскинулась Бушук. «Я вас познакомлю, пойдёте гулять, или ещё как, в кино, например»! «В кино»! Сёмка понял это как дело решённое, и что уже сегодня надо идти в кино, а он никак не собирался в кино, да и денег нет. «Ладно, решили. Пошли на урок, а после я вас познакомлю». Сёмка на незнакомо ватных ногах дошёл до парты и не сел, а как на воздушной подушке, опустился на лавку, не почувствовав её жёсткости, пытаясь вспомнить девочку, о ком говорила Бушук. Иванова! Галя Иванова. Урок, казалось, никогда не закончится… В голову чего только не лезло…
Люда стояла в дверях и всех пропускала. Затем заговорщицки посмотрела на Сёмку, выглянула коридор, и поманила его к себе. Сёмка обречённо вынул портфель, положил в него тетрадку и, пощёлкав замками, закрыл.
Галя стояла и смотрела, как они к ней идут. И Сёмка тут же её вспомнил. Как и все девочки, две косы сзади, форма, узкое и… красивое лицо, брови стрелками. Плюс, невольно об этом думалось на свободе, уже была грудь. У всех почти девочек за лето появилась грудь. А у Бушук такое под формой выявилось. Совсем недавно, когда кто-то из ребят вбежал в класс с воплем – бегом в гардероб, девчонки пуговицы режут, и все бросились с четвёртого этажа, а Сёмка, самый проворный, первым влетел в свой ряд вешалок и обхватил было пискнувшую девочку, которой и оказалась Бушук. Людка сжалась и замерла, не шевелясь. Ни звука. И тут Сёмку покрыла испарина, потому как он почувствовал, что со всей расторопностью защищавшего свои пуговицы, он так ловко схватил ворога, что в руках оказалось совершенно запретное, даже смотреть нельзя, не то, что трогать, обе Людкины груди. По штуке на ладонь!
Надо заметить, что никогда ещё после лета ребята не заговаривали между собой о том, что появилось у девочек, и только поглядывали, удивляясь… И, конечно же, Сёмка никак не думал, что он вот так будет держать это самое таинственное, особенно видное на уроках физкультуры, в руках, и не знать как быть. Люда молчала, и Сёмка молчал. По другим рядам раздавался писк и возня, крики, топот ног. А в этом ряду тишь и благодать.
Это обстоятельство, которое как-то незаметно и закончилось, сблизило Бушук и Сёмку, можно сказать породнило, и поэтому Люда так легко выполняла просьбу, и поставив Сёмку рядом с собой, сказала Гале: «Вот Семён, а это Галя» и уже Сёмке. «Я пошла». И правда пошла. Но тут Галя её вернула, чему и Сёмка очень обрадовался, и они втроём пошли гулять… И догуляли до кинотеатра. Сёмка на левом фланге, Бушук посередине и так далее. Разговаривали они сами с собой, поэтому у Сёмки было время и присмотреться к Гале и прислушаться, что на правом фланге говорят! А вот в кинотеатре хитрая Бушук, как только медленно растаял свет, тут же переместила Сёмку к Гале, и Сёмка сидел впервые в кинотеатре между двух знакомых девочек и начинал тихо, но внятно волноваться! А когда через несколько минут Галя, о боже мой, нашла его руку и потянула к себе, и он как-то не совсем по-мужски, но взял её ладошку и так просидел, волнуясь от незнакомых чувств, до конца кинофильма, совершенно не замечая самого кинофильма, он думал, что вот-вот с ним что-то случится. И очень переживал, не видит ли этого Бушук. Из кинотеатра они уже пошли рядом, а тут и Бушук попрощалась. И стали они гулять уже вдвоём. Сёмка встречал её после школы, и они шли и разговаривали. О том, что было в классах, об уличных сценках, о кино, о весне, о том, что было, о книжках. И так догулялись до дня, когда Сёмка прилетел на кухню. Сёмка конечно видел, как это делается в кино, в жизни, да и его целовали, но это были родственники. А чтобы вот так сам и девочку. Поэтому по пришествии этой страшной идеи он и потерял дар слышать, возможно, и речи, но нужды не было, полностью занятый разработкой плана поцелуя. Даже идя рядом и иногда останавливаясь, Сёмка уже несколько раз, было, решался произвести это самое, как Галя, повернувшись на каблуках и совершенно не замечая изменений в Сёмкином поведении, шла дальше и дальше, и вот они уже дошли до её дома, до высокой деревянной лесенки приложенной к дому, по которой можно было подниматься на второй этаж, а Сёмке всё не удавалось её поцеловать. И вот настал миг, когда или сейчас, или никогда! И Галя так удачно стояла, и лицо вверх подняла, на лесенку посмотрела. И вот тут Сёмка, зажмурившись, и прикоснулся к её щеке своими жаркими, надо полагать, на этот момент губами, которыми уже через двадцать минут пил на кухне воду.
Ещё не успев положить на стол книги и тетрадки, готовиться к завтрашним урокам, как к нему застучалась совершенно осязаемая и нехорошая мысль, что он ведь без спросу поцеловал! А, значит, оскорбил! Ни за что обидел даму своего сердца. И если во время бега Сёмка ликовал и праздновал ещё непонятно что, возможно победу, то по приходу этой мысли, он весь съёжился и непонятно как дожил до утра следующего дня. Вечером мама допытывались, что это ты такой, а не заболел ли? А что ответить? Ночь долго тянулась тревожными размышлениями, а затем как-то сразу прозвенел будильник. По радио шла зарядка.
В школе на первой перемене он так Галю и не увидел, на второй тоже и только на третьей, уже и, отчаявшись и наволновавшись, поднимаясь в кабинет физики, он получается, что вдруг её увидел. Семён остановился, мысленно поправил сюртук, шпагу и произнёс совершенно не свойственное и времени и себе: «Галя, я вас вчера оскорбил». У Гали, как Сёмке показалось, от вступления, даже лицо вытянулось, брови уж точно встали ромбиком. Поэтому он опустил глаза и увидел её коленки в чулках, сосредоточился на них, и донёс окончание фразы до ушей дамы. «Простите, если сможете, и я так больше никогда». Сёмка запнулся, как сказать про поцелуй. И выкрутился: «Так делать не буду»! Не поднимая головы, только коленки, он ждал ответа. Но коленки побежали вниз, Сёмка понял, что не будет прощён, и с незакрытой мольбой на лице повернулся к убегающей Гале… Ну что же ты, мысленно кричали его, к слову, синие глаза? А Галя весело посмотрела с нижней площадки на неузнаваемого Сёмку и прозвенела: «Я буду ждать тебя»…
Ко всем этим несчастьям, ещё и день после школы, оказался пасмурным, и гулять под первым дождиком было не с руки. И Сёмка не знал, как поступить, потому, как ещё не было у них таких дней. Было солнечно и пахло по очереди талым снегом, ручьями, затем почками. И уже у своего дома, как будто Галя не слышала никаких извинений, и вообще ничего не было такого, как что-то решённое и решённое давно, сказала легко: «А пошли ко мне, я тебе выкройки покажу»… И Сёмка впервые в своей мальчишеской жизни, поднялся по скрипучим ступенькам в дом, где жила девочка. Он и раньше был в чужих домах, но это было дома друзей, родственников, но никак не девочек. Он шёл ниже Гали и только и видел, что полоски рисунка чулок на рельефных икрах и подмокшие туфельки. Но когда он помог снять и повесить на вешалку её пальто, повесил свою курточку, он перестал дрожать, понял, как вдруг понял, что ничего страшного-то нет. Что руки ноги целы. Галя провела его на кухню, где поставила чайник. Потом повела в ванную, руки мыть, дала полотенце, в общем, как-то так освоился! Вернувшись из кухни Галя привела Сёмку в свою комнатку, странно похожую на увеличенное в размерах купе в поезде. Так же посередине был стол от окна, с занавесками, только больше. С одной стороны стояли два стула, с другой кушетка под серым покрывалом. В изголовье лежала подушка, на стенке коврик с горными вершинами. На столе лежали выкройки. Сёмка у мамы их видел и поэтому знал, как они выглядят. А Галя, уже переоделась в незнакомое платьице в талию, перестала быть школьницей и стала с увлечением показывать и рассказывать, что она придумала сшить, и как это будет выглядеть, и даже показывала это на себе, прикладывая выкройки к телу! От этой демонстрации и прикладывания, голова у Сёмки слегка опухла, но он держался и никак не выдавал себя, только отмечал, что всё больше и больше волнуется от такой близости девчачьего тела и разных к ним прикладываний. Даже что-то спрашивал. На кухне запел чайник, что и спасло от одного непонимания. Галя сбегала несколько раз на кухню и накрыла, убрав выкройки, стол. Чашечка, блюдечко, ложечка, сахар, бублики, заварник… Парок из носика.
После чая, Галя совсем убрала выкройки. Сёмка сидел на её кушетке и наблюдал, как она всё это делает. Что-то на полку, нитки в ящичек швейной машины, лекало, такое удивительно большое, повесила на специальный крючок. Поправила скатерть и села, ой, к Сёмке. И так близко, что Сёма даже подвинулся, чтобы место было и Гале. Но Галя…
Галя вдруг, получилось, что вдруг повернулась к нему и положила обе руки ему на плечи, приобняла, притянув голову, и Сёмка зажмурился, потому как увидел, что Галя тянется к нему губами! И она дотянулась, покуда у него сердце падало непонятно куда, но вниз, и прикоснулась не горячими, нет, какими-то угольями к его губам, и Сёма тихо скончался. Даже не дёрнулся. Но сквозь, оказывается даже не сон, услышал на щеках и закрытых глазах Галино дыхание и мягкие, и какие-то уверенные прикосновения, которые тот час же становились поцелуями. Совершенно не зная, как поступить и что делать, Сёма не только страдал с закрытыми глазами, но и не дышал. А зачем? А Галя всё чаще дышала и целовала, целовала, ерошила волосы и вела себя с Семёном как с совсем маленьким! Сёмка молчал как партизан! Изнутри щурился и отчаянно боялся этой незнакомости и необходимости открыть глаза. Да ещё руки висели плетьми.
«Сёма, а ты целоваться умеешь»? - услышал он сквозь тихий ужас Галин голос, и неожиданно для себя открыв глаза. Лучше бы он этого не делал! Семён увидел, да так рядом, что дух вновь захватило, её круглые серые с синью глаза, за нами маленькие уши и косы… На вопрос Сёмка долго не мог ничего внятного произнести. Только пытался, как язык отказывал. Но сказать пришлось, и совсем тихо, как будто извиняясь: «Совсем нет». И к своему удивлению увидел, что Галя как будто обрадовалась этому! А ещё уже открытыми глазами видел и удивлялся, что весь трясётся мелкой дрожью. Особенно руки. Он даже сел на них. А Галя куда-то сбегала и вернулась со словами: «Сейчас и научимся»! И стала учить!
О, Боги! Так мог бы воскликнуть Сёмка лет черед двадцать, а сейчас он замер и исчез. Исчезли мысли, исчезло тело, всё, кроме каких-то электрических ощущений женского и ни с чем не сравнимого сладкого томительного, рушащего устойчивость и точки опор. И с тех пор среди массы не отвеченных вопросов Сёмку время от времени донимает вопрос, ну откуда девочка одного с ним возраста к этому дню уже умела так целоваться. Прошло много лет, а вопрос так и без ответа.
А Галя уже смело положила Сёмкины руки на свои плечи, показала ему, как надо складывать, открывать, и что-то ими, губами, делать, всё в тумане, и все эти прикосновения, вся эта новизна, от которых у Сёмки уже пару раз останавливалось сердце и произошло что-то внизу живота, наверно сводили с ума и Сёму и Галю. На дворе темнело, и учёба продолжалась в сумерках. И в какой-то момент Галя ойкнула и завопила: «Получилось, получилось»! Что получилось, Семён не сразу принял, но по радостному виду понял, что всё вышло как в кино! По-настоящему! Сёмка даже осмелился на свой собственный, как сейчас бы сказали, контрольный поцелуй! Это когда захотелось пить. Галя принесла большую эмалированную кружку, из которой они по очереди и попили, и Сёмка поцеловал её, влажные и пахнущие водой губы. Ух ты!!! Только вчера извёлся от содеянного им у крыльца её дома, а тут как заправский взрослый мужчина! Обнимает своими губами Галины и целует… В какой-то момент Галя как-то так особенно задышала, прижалась к Сёмке сильно-пресильно, и затихла.
В общем, голова конечно кругом. От нервов или усталости, но Галя легла на своей коечке на спину и закрыла глаза. Сёмка в диком восторге смотрел на её лицо и не сразу заметил, как Галя потянула его руку к себе. Он и сам хотел погладить её лицо, но её рука остановилась над тем местом, где у неё была грудь и опустилась! А Галина рука легла на неё сверху и прижала. Под платьем было то самое, что и у Бушук, но не случайное, а конечно запретное. Вот только что запретное, секунды не прошло… А сейчас твёрдое, у Людки не так и в руке поместилось. И пока Сёма приноравливался к этому новому, Галя расстегнула две пуговички и эту же руку положила под платье, уже на раздетую грудь. Так Сёмка одним днём очень даже сильно повзрослел, до конца жизни полюбил Галю, её грудь и губы… А ему ещё и грудь пришлось целовать и он удивился бусинке соска у себя во рту. Пришёл домой поздно и целый месяц после этого они только и делали, что бежали быстрее к Гале домой и целовались, целовались, целовались… И лежали совсем обнажённые, чего Сёмка страшно, до алых шеек, стыдился. И ещё он удивился, что стал мечтать о футболе, о дворовых ребятах, которых не видел уже месяц… О книгах!
В конце мая Семён Михайлович уже ехал в поезде в далёкую от Москвы Якутию, в геологическое поле! И всё лето думал только о Гале и переживал всё, что произошло. Изводился настырности, с которой всё в нём мужское просило употребления и женской ласки. А по приезду, уже поздней, снежной осенью, в октябре вдруг испугался звонить! Что-то Сёмку останавливало… Он два раза находил время, чтобы в доме никого не было, и не решался! На третий, всё же набрал номер, и простуженный голос на том конце проговорил: «Галя, тебя». Сёмка взмок, но на «алё» всё же ответил враз осипшим и охрипшим голосом: «Я приехал»!
…
С той поры Семён Шатров что называется очень понимал женщин. Очень!
Родиться, быть... увидеть небо!
Забыться в первом поцелуе.
Понять Тургенева, и хлеба
Дарить всем людям.
Жить кверху попой
Хвост пистолетом.
И быть всех мудростей мудрей,
И становиться человеком.
И становиться человеком…
И оставаться человеком,
И сильным быть,
И настоящим.
И утром открывать окно,
Впускать луч солнца настоящий,
И пить пурпурное вино.
И думать – много суждено,
Мне день рождения
Всё праздник.
Вот только жаль,
Что слишком уж давно!
Александр Зиновьев.
28 февраля 2008 года
Свежие комментарии