На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Мы из Советского Союза

13 938 подписчиков

Свежие комментарии

На одном дыхании

Князь Александр Васильевич Зиновьев.

Родился 29 марта 1946 года.

Не судим, не привлекался.

Русский. Православный. Пионер. Комсомолец. Член партии ЕР. Почётный донор России. Член союза кинематографистов «КиноСоюз». Член военно-охотничьего общества Минобороны. Драматург, поэт, писатель, актёр.

Женат.  Галина Владимировна Зиновьева. Есть дети и внуки и внучки.


На одном дыхании

Сёмка запыхавшийся влетел в кухню, крутнул несколько раз круглый диск на бронзовом кранике и припал к струе. Соседка, Татьяна Георгиевна повернулась к Сёмке грузным телом.

«Всё носишься?»

Сёмка сделал несколько глотков. Подумал и ещё попил. И только после этого выпрямился и поздоровался с Татьяной Георгиевной.

Сёмка такое пережил, что, во-первых, улыбался во весь рот, а во-вторых, не зная как поступить с пережитым, улыбался глупо.

«Что-то ты припозднился?» - сказала ещё Татьяна Георгиевна, посмотрев на ручные часы. «Уж какой раз замечаю». Сёмка уже с час как должен был прийти из школы, где он учился в восьмом классе А.

Сёмка всё это услышал, конечно, но даже не насторожился, а, постояв, решил, что надо ещё и лицо ополоснуть, что он и сделал. Лицо горело, алело, почти дымилось.

А произошло вот что!

Сёмка сначала бежал вверх по переулку за Новослободской улицей, затем по дворам и улицам Тверских улиц и переулков, домой, на Четвёртую Тверскую Ямскую улицу дом 37-мь. А бежал он потому, что несколько минут назад, зажмурившись, и как-то сбоку, как стоял, так и основательно прицелившись, чтобы не промазать, поцеловал в щеку девочку из параллельного седьмого Б класса и… только его и видели! Чего-чего, а бегать Сёмка умел. Никто в футбол не мог его догнать, когда он отрывался с мячом, а уж обыграть.

А ещё раньше, но в этот же день, сразу, как только ему в голову пришла мысль, что надо Галю поцеловать, он перестал её слышать. Они шли снизу, с бульваров, осыпанные весенними тёплыми лучами солнца, окружённые весенними запахами московского воздуха и разговаривали о великом! Вернее Сёмка слушал о великом. Великим в этот момент были какие-то вязания, нитки мулинэ, пяльцы и ещё что-то очень далёкое от футбола, книжек, которые он с упоением читал, и разным мужских дел. Он разглядывал Галю, успевал пробежать глазами по ручейку, несущему по своим весенним надобностям. Про поцелуй Сёмка вспомнил из книги, где точно вычитал, что кавалер через какое-то время знакомства просто-таки обязан поцеловать даму своего сердца.

Галя была хороша! Вернее Сёмка точно знал, что она ему нравится! Про любовь он ещё не знал, не ведал. А ещё когда он вспомнил, что во всех книгах написано, что  мужчина должен поцеловать женщину, вот тут-то он и перестал слышать. А так как их познакомили уже больше двадцати дней… И столько же дней, весенних дней, сразу же после школы они гуляли и разговаривали, то Сёмка совершенно точно понял, что пора целовать.

А познакомила их Люда Бушук.

На переменке Люда оттянула за рукав гимнастёрки Сёмку к широкому окну, подальше от всех, и тут же выпалила: «А тебя Сёмка, полюбила одна девочка»! Немного осеклась на слове любила, потому как у них разговор с Галей был совсем не такой, и добавила: «Ну, ты ей понравился, понимаешь»! Сёмка каким-то шестым чувством понял, что всё пропало! Но стоял внешне спокойно и, кивая головой с начинающими рдеть ушами, слушал. А Люда, совсем запутавшись, невольно ещё усилила своё сообщение: «Влюбилась она в тебя! Теперь понятно»? Сёмка на все её слова ещё кивал, соглашаясь. Людка ещё так заговорщицки оглядывалась, что Сёмка невольно следя за ней, тоже оглядывался и стал как-то не чувствовать ног. Но всё же сумел пробубнить: «А что же теперь делать»? «Да ничего!» - вскинулась Бушук. «Я вас познакомлю, пойдёте гулять, или ещё как, в кино, например»! «В кино»! Сёмка понял это как дело решённое, и что уже сегодня надо идти в кино, а он никак не собирался в кино, да и денег нет. «Ладно, решили. Пошли на урок, а после я вас познакомлю». Сёмка на незнакомо ватных ногах дошёл до парты и не сел, а как на воздушной подушке, опустился на лавку, не почувствовав её жёсткости, пытаясь вспомнить девочку, о ком говорила Бушук. Иванова! Галя Иванова. Урок, казалось, никогда не закончится… В голову чего только не лезло…

Люда стояла в дверях и всех пропускала. Затем заговорщицки посмотрела на Сёмку, выглянула коридор, и поманила его к себе. Сёмка обречённо вынул портфель, положил в него тетрадку и, пощёлкав замками, закрыл.

Галя стояла и смотрела, как они к ней идут. И Сёмка тут же её вспомнил. Как и все девочки, две косы сзади, форма, узкое и… красивое лицо, брови стрелками. Плюс, невольно об этом думалось на свободе, уже была грудь. У всех почти девочек за лето появилась грудь. А у Бушук такое под формой выявилось. Совсем недавно, когда кто-то из ребят вбежал в класс с воплем – бегом в гардероб, девчонки пуговицы режут, и все бросились с четвёртого этажа, а Сёмка, самый проворный, первым влетел в свой ряд вешалок и обхватил было пискнувшую девочку, которой и оказалась Бушук. Людка сжалась и замерла, не шевелясь. Ни звука. И тут Сёмку покрыла испарина, потому как он почувствовал, что со всей расторопностью защищавшего свои пуговицы, он так ловко схватил ворога, что в руках оказалось совершенно запретное, даже смотреть нельзя, не то, что трогать, обе Людкины груди. По штуке на ладонь!

Надо заметить, что никогда ещё после лета ребята не заговаривали между собой о том, что появилось у девочек, и только поглядывали, удивляясь… И, конечно же, Сёмка никак не думал, что он вот так будет держать это самое таинственное, особенно видное на уроках физкультуры, в руках, и не знать как быть. Люда молчала, и Сёмка молчал. По другим рядам раздавался писк и возня, крики, топот ног. А в этом ряду тишь и благодать.

Это обстоятельство, которое как-то незаметно и закончилось, сблизило Бушук и Сёмку, можно сказать породнило, и поэтому  Люда так легко выполняла просьбу, и поставив Сёмку рядом с собой, сказала Гале: «Вот Семён, а это Галя» и уже Сёмке. «Я пошла». И правда пошла. Но тут Галя её вернула, чему и Сёмка очень обрадовался, и они втроём пошли гулять… И догуляли до кинотеатра. Сёмка на левом фланге, Бушук посередине и так далее. Разговаривали они сами с собой, поэтому у Сёмки было время и присмотреться к Гале и прислушаться, что на правом фланге говорят! А вот в кинотеатре хитрая Бушук, как только медленно растаял свет, тут же переместила Сёмку к Гале, и Сёмка сидел впервые в кинотеатре между двух знакомых девочек и начинал тихо, но внятно волноваться! А когда через несколько минут Галя, о боже мой, нашла его руку и потянула к себе, и он как-то не совсем по-мужски, но взял её ладошку и так просидел, волнуясь от незнакомых чувств, до конца кинофильма, совершенно не замечая самого кинофильма, он думал, что вот-вот с ним что-то случится. И очень переживал, не видит ли этого Бушук. Из кинотеатра они уже пошли  рядом, а тут и Бушук попрощалась. И стали они гулять уже вдвоём. Сёмка встречал её после школы, и они шли и разговаривали. О том, что было в классах, об уличных сценках, о кино, о весне, о том, что было, о книжках. И так догулялись до дня, когда Сёмка прилетел на кухню. Сёмка конечно видел, как это делается в кино, в жизни, да и его целовали, но это были родственники. А чтобы вот так сам и девочку. Поэтому по пришествии этой страшной идеи он и потерял дар слышать, возможно, и речи, но нужды не было, полностью занятый разработкой плана поцелуя. Даже идя рядом и иногда останавливаясь, Сёмка уже несколько раз, было, решался произвести это самое, как Галя, повернувшись на каблуках и совершенно не замечая изменений в Сёмкином поведении, шла дальше и дальше, и вот они уже дошли до её дома, до высокой деревянной лесенки приложенной к дому, по которой можно было подниматься на второй этаж, а Сёмке всё не удавалось её поцеловать. И вот настал миг, когда или сейчас, или никогда! И Галя так удачно стояла, и лицо вверх подняла, на лесенку посмотрела. И вот тут Сёмка, зажмурившись, и прикоснулся к её щеке своими жаркими, надо полагать, на этот момент губами, которыми уже через двадцать минут пил на кухне воду.

Ещё не успев положить на стол книги и тетрадки, готовиться к завтрашним урокам, как к нему застучалась совершенно осязаемая и нехорошая мысль, что он ведь без спросу поцеловал! А, значит, оскорбил! Ни за что обидел даму своего сердца. И если во время бега Сёмка ликовал и праздновал ещё непонятно что, возможно победу, то по приходу этой мысли, он весь съёжился и непонятно как дожил до утра следующего дня. Вечером мама допытывались, что это ты такой, а не заболел ли? А что ответить? Ночь долго тянулась тревожными размышлениями, а затем как-то сразу прозвенел будильник. По радио шла зарядка.

В школе на первой перемене он так Галю и не увидел, на второй тоже и только на третьей, уже и, отчаявшись и наволновавшись, поднимаясь в кабинет физики, он получается, что вдруг её увидел. Семён остановился, мысленно поправил сюртук, шпагу и произнёс совершенно не свойственное и времени и себе: «Галя, я вас вчера оскорбил». У Гали, как Сёмке показалось, от вступления, даже лицо вытянулось, брови уж точно встали ромбиком. Поэтому он опустил глаза и увидел её коленки в чулках, сосредоточился на них, и донёс окончание фразы до ушей дамы. «Простите, если сможете, и я так больше никогда». Сёмка запнулся, как сказать про поцелуй. И выкрутился: «Так делать не буду»! Не поднимая головы, только коленки, он ждал ответа. Но коленки побежали вниз, Сёмка понял, что не будет прощён, и с незакрытой мольбой на лице повернулся к убегающей Гале… Ну что же ты, мысленно кричали его, к слову, синие глаза? А Галя  весело посмотрела с нижней площадки на неузнаваемого Сёмку и прозвенела: «Я буду ждать тебя»…

Ко всем этим несчастьям, ещё и день после школы, оказался пасмурным, и гулять под первым дождиком было не с руки. И Сёмка не знал, как поступить, потому, как ещё не было у них таких дней. Было солнечно и пахло по очереди талым снегом, ручьями, затем почками. И уже у своего дома, как будто Галя не слышала никаких извинений, и вообще ничего не было такого, как что-то решённое и решённое давно, сказала легко: «А пошли ко мне, я тебе выкройки покажу»… И Сёмка впервые в своей мальчишеской жизни, поднялся по скрипучим ступенькам в дом, где жила девочка. Он и раньше был в чужих домах, но это было дома друзей, родственников, но никак не девочек. Он шёл ниже Гали и только и видел, что полоски рисунка чулок на рельефных икрах и подмокшие туфельки. Но когда он помог снять и повесить на вешалку её пальто, повесил свою курточку, он перестал дрожать, понял, как вдруг понял, что ничего страшного-то нет. Что руки ноги целы. Галя провела его на кухню, где поставила чайник. Потом повела в ванную, руки мыть, дала полотенце, в общем, как-то так освоился! Вернувшись из кухни Галя привела Сёмку в свою комнатку, странно похожую на увеличенное в размерах купе в поезде. Так же посередине был стол от окна,  с занавесками, только больше. С одной стороны стояли два стула, с другой кушетка под серым покрывалом. В изголовье лежала подушка, на стенке коврик с горными вершинами. На столе лежали выкройки. Сёмка у мамы их видел и поэтому знал, как они выглядят. А Галя, уже переоделась в незнакомое платьице в талию, перестала быть школьницей и стала с увлечением показывать и рассказывать, что она придумала сшить, и как это будет выглядеть, и даже показывала это на себе, прикладывая выкройки к телу! От этой демонстрации и прикладывания, голова у Сёмки слегка опухла, но он держался и никак не выдавал себя, только отмечал, что всё больше и больше волнуется от такой близости девчачьего тела и разных к ним прикладываний. Даже что-то спрашивал. На кухне запел чайник, что и спасло от одного непонимания. Галя сбегала несколько раз на кухню и накрыла, убрав выкройки, стол. Чашечка, блюдечко, ложечка, сахар, бублики, заварник… Парок из носика.

После чая, Галя совсем убрала выкройки. Сёмка сидел на её кушетке и  наблюдал, как она всё это делает. Что-то на полку, нитки в ящичек швейной машины, лекало, такое удивительно большое, повесила на специальный крючок. Поправила скатерть и села, ой, к Сёмке. И так близко, что Сёма даже подвинулся, чтобы место было и Гале. Но Галя…

Галя вдруг, получилось, что вдруг повернулась к нему и положила обе руки ему на плечи, приобняла, притянув голову, и Сёмка зажмурился, потому как увидел, что Галя тянется к нему губами! И она дотянулась, покуда у него сердце падало непонятно куда, но вниз, и прикоснулась не горячими, нет, какими-то угольями к его губам, и Сёма тихо скончался. Даже не дёрнулся. Но сквозь, оказывается даже не сон, услышал на щеках и закрытых глазах Галино дыхание и мягкие, и какие-то уверенные прикосновения, которые тот час же становились поцелуями. Совершенно не зная, как поступить и что делать, Сёма не только страдал с закрытыми глазами, но и не дышал. А зачем? А Галя всё чаще дышала и целовала, целовала, ерошила волосы и вела себя с Семёном как с совсем маленьким! Сёмка молчал как партизан! Изнутри щурился и отчаянно боялся этой незнакомости и необходимости открыть глаза. Да ещё руки висели плетьми.

«Сёма, а ты целоваться умеешь»? - услышал он сквозь тихий ужас Галин голос, и неожиданно для себя открыв глаза. Лучше бы он этого не делал! Семён увидел, да так рядом, что дух вновь захватило, её круглые серые с синью глаза, за нами маленькие уши и косы… На вопрос Сёмка долго не мог ничего внятного произнести. Только пытался, как язык отказывал. Но сказать пришлось, и совсем тихо, как будто извиняясь: «Совсем нет». И к своему удивлению увидел, что Галя как будто обрадовалась этому! А ещё уже открытыми глазами видел и удивлялся, что весь трясётся мелкой дрожью. Особенно руки. Он даже сел на них. А Галя куда-то сбегала и вернулась со словами: «Сейчас и научимся»! И стала учить!

О, Боги! Так мог бы воскликнуть Сёмка лет черед двадцать, а сейчас он замер и исчез. Исчезли мысли, исчезло тело, всё, кроме каких-то электрических ощущений женского и ни с чем не сравнимого сладкого томительного, рушащего устойчивость и точки опор. И с тех пор среди массы не отвеченных вопросов Сёмку время от времени донимает вопрос, ну откуда девочка одного с ним возраста к этому дню уже умела так целоваться. Прошло много лет, а вопрос так и без ответа.

А Галя уже смело положила Сёмкины руки на свои плечи, показала ему, как надо складывать, открывать, и что-то ими, губами, делать, всё в тумане,  и все эти прикосновения, вся эта новизна, от которых у Сёмки уже пару раз останавливалось сердце и произошло что-то внизу живота, наверно сводили с ума и Сёму и Галю. На дворе темнело, и учёба продолжалась в сумерках. И в какой-то момент Галя ойкнула и завопила: «Получилось, получилось»! Что получилось, Семён не сразу принял, но по радостному виду понял, что всё вышло как в кино! По-настоящему! Сёмка даже осмелился на свой собственный, как сейчас бы сказали, контрольный поцелуй! Это когда захотелось пить. Галя принесла большую эмалированную кружку, из которой они по очереди и попили, и Сёмка поцеловал её, влажные и пахнущие водой губы. Ух ты!!!  Только вчера  извёлся от содеянного им у крыльца её дома, а тут как заправский взрослый мужчина! Обнимает своими губами Галины и целует… В какой-то момент Галя как-то так особенно задышала, прижалась к Сёмке сильно-пресильно, и затихла.

В общем, голова конечно кругом. От нервов или усталости, но Галя легла на своей коечке на спину и закрыла глаза. Сёмка в диком восторге смотрел  на её лицо и не сразу заметил, как Галя потянула его руку к себе. Он и сам хотел погладить её лицо, но её рука остановилась над тем местом, где у неё была грудь и опустилась! А Галина рука легла на неё сверху и прижала. Под платьем было то самое, что и у Бушук, но не случайное, а конечно запретное. Вот только что запретное, секунды не прошло… А сейчас твёрдое, у Людки не так и в руке поместилось. И пока Сёма приноравливался к этому новому, Галя расстегнула две пуговички и эту же руку положила под платье, уже на раздетую грудь. Так Сёмка одним днём очень даже сильно повзрослел, до конца жизни полюбил Галю, её грудь и губы… А ему ещё и грудь пришлось целовать и он удивился бусинке соска у себя во рту. Пришёл домой поздно и целый месяц после этого они только и делали, что бежали быстрее к Гале домой и целовались, целовались, целовались… И лежали совсем обнажённые, чего Сёмка страшно, до алых шеек, стыдился. И ещё он удивился, что стал мечтать о футболе, о дворовых ребятах, которых не видел уже месяц… О книгах!

В конце мая Семён Михайлович уже ехал в поезде в далёкую от Москвы Якутию, в геологическое поле! И всё лето думал только о Гале и переживал всё, что произошло. Изводился настырности, с которой всё в нём мужское просило употребления и женской ласки. А по приезду, уже поздней, снежной осенью, в октябре вдруг испугался звонить! Что-то Сёмку останавливало… Он два раза находил время, чтобы в доме никого не было, и не решался! На третий, всё же набрал номер, и простуженный голос на том конце проговорил: «Галя, тебя». Сёмка взмок, но на «алё» всё же ответил враз осипшим и охрипшим голосом: «Я приехал»!

С той поры Семён Шатров что называется очень понимал женщин. Очень!

 

Родиться, быть... увидеть небо!

Забыться в первом поцелуе.

Понять Тургенева, и хлеба

Дарить всем людям.

Жить кверху попой

Хвост пистолетом.

И быть всех мудростей мудрей,

И становиться человеком.

И становиться человеком…

И оставаться человеком,

И сильным быть,

И настоящим.

И утром открывать окно,

Впускать луч солнца настоящий,

И пить пурпурное вино.

И думать – много суждено,

Мне день рождения

Всё праздник.

Вот только жаль,

Что слишком уж давно!

 

Александр Зиновьев.

28 февраля 2008 года

Картина дня

наверх