Любимый народом киногерой Павел Верещагин имеет реального прототипа – Михаила Поспелова
Кто не помнит фильм «Белое солнце пустыни»? Так вот, у кинодраматурга Валентина Ежова было всего полтора месяца для создания сценария отечественного вестерна в развитие приключенческой темы по типу «Неуловимых мстителей». И тем не менее автор знаменитой киноповести «Баллада о солдате», прошедший с 1940 по 1945 год две войны, к сбору материала всегда подходил ответственно. Вот и тогда он поехал в Среднюю Азию, где встречался с ветеранами борьбы против басмачества.
По канве фильма проясняется, что в царские времена Павла Верещагина знали и боялись все среднеазиатские контрабандисты. Но от былого могущества и власти остались лишь воспоминания в царящем безвластии и диктате бандитской силы, с которым и верный слуга державы вынужден мириться. Известно, что был он офицером, заслужил «Георгия». Сухов привносит в жизнь бывшего таможенника новый смысл. Верещагин словно расправляет свои могучие плечи, и теперь уже ничто не остановит этого сильного человека, готового биться за дело, которое считает правым. И в этом сюжете тесно переплелись подлинные факты из жизни пограничника Поспелова и образные черты таможенника Верещагина.
О судьбе Михаила Поспелова мне поведали его внук, полковник в отставке Евгений Попов, и небольшая экспозиция в Центральном пограничном музее. Накануне Гражданской войны штабс-ротмистра Михаила Поспелова тоже знали и боялись все контрабандисты и главари разбойничьих банд из Персии, орудовавшие на стоверстовом участке российской границы в полосе ответственности Гермабского пограничного отряда Закаспийской пограничной бригады.
Прототип Верещагина из культового советского вестерна «Белое солнце пустыни» тоже был верен офицерскому долгу
Возглавляя этот отряд, он получил от нарушителей границы прозвище «Красный шайтан» за пышные огненно-рыжие усы и способность внезапно появляться со своими пограничниками на тайных тропах контрабандистов. Точно таким же оазисом в пустыне, что и верещагинское подворье, был созданный Поспеловым отрядный сад, в котором росли грецкий орех, яблони, груши, вишни, абрикосы, алыча. Здесь же был и рукотворный пруд, хотя и без осетров, но с карпами. Как и Верещагин, Поспелов во времена безвластия превратил свой дом в маленькую крепость, вооружившись пулемётом, гранатами и даже «бомбомётом», обучив и жену Софью управляться со всем этим «хозяйством». Чувствуя своё бессилие прекратить басмаческие бесчинства с горсткой оставшихся в отряде пограничников, бывалый командир, как и его кинообраз, глушил тоску испытанным русским средством – крепким «перваком». А главное – Михаилу Поспелову тоже было обидно за державу, потому он и не ушёл в 1917 году через кордон или в глубь страны, как многие офицеры и солдаты Закаспийской пограничной бригады. И эта обида у него по-верещагински вылилась в энергию действия. В условиях, когда в десятках вёрст от Гермаба ещё хозяйничали эсеры, когда за Чарджоу и Мары шли ожесточённые бои красноармейцев с английскими оккупантами, на участке отряда Поспелова была восстановлена охрана государственной границы.
Он собрал в отряд толковых местных всадников, обучил их приёмам пользования оружием, закупил на свои средства фураж и продовольствие. Пожалуй, именно поэтому большевистская власть оставила Поспелова на посту начальника отряда. В 1919 году он становится командиром пограничного батальона, а в 1921-м – командиром пограничного полка, у которого была под присмотром вся советско-персидская граница. А ещё полковник Михаил Поспелов за свою службу успел создать пограничную школу младшего комсостава, основательно погромить басмачей в пустынях Туркестана. Опыт пограничника, твёрдость его характера помогли в двадцатые годы успешно провести каракумские экспедиции академиков Александра Ферсмана и Дмитрия Щербакова по поиску запасов серы и других полезных ископаемых.
...Михаил Дмитриевич Поспелов не погиб в схватке с басмачами, как Павел Верещагин. Он умер в преклонном возрасте и похоронен на старом ташкентском кладбище. И на его могилу, наверное, никто уже не положит цветок или символичный кусочек каракумской серы, не поднимет стопку в память об офицере Великой Державы, чей облик и биография легли в основу любимого народом образа таможенника Павла Верещагина из «Белого солнца пустыни». Так пусть же этот образ и будет ему доброй памятью.
А теперь вспомним об артисте, сыгравшим эту роль.
Па́вел Бори́сович Луспека́ев (20 апреля 1927, с. Большие Салы, ныне Ростовская область — 17 апреля 1970, Москва) — советский актёр театра и кино. Заслуженный артист РСФСР (1965), Лауреат Государственной премии России (1997, за художественный фильм «Белое солнце пустыни», посмертно). Участник Великой Отечественной войны.
Отец Павла Луспекаева Багдасар Гукасович Луспекаев был родом из нахичеванских армян, и работал мясником, а мама Серафима Авраамовна Ковалева была донской казачкой. Накануне Великой Отечественной войны Луспекаев поступил в Луганское ремесленное училище, позднее вместе с ним был эвакуирован во Фрунзе, где работал слесарем, а в 1943 году в пятнадцатилетнем возрасте ушёл добровольцем на фронт, где попал в партизанский отряд, в котором неоднократно участвовал в боевых операциях в составе партизанской разведгруппы. Однажды, находясь в разведке, он был вынужден несколько часов пролежать в снегу, в результате чего сильно обморозил ноги, и позже это привело к тому, что у актера в 26 лет развился атеросклероз сосудов ног. Луспекаев также был тяжело ранен во время одного из боев разрывной пулей в руку, которая раздробила ему локтевой сустав. После чего Луспекаев был отправлен в саратовский военный госпиталь, где врач хотел ему ампутировать руку, но Луспекаев не позволил ему это сделать. После выздоровления Луспекаев был направлен для дальнейшего прохождения службы в штаб партизанского движения 3-го Украинского фронта, в 1944 году был демобилизован из армии и переехал в Ворошиловград, где был зачислен в труппу Ворошиловградского драматического театра. Луспекаев прожил в Ворошиловграде два года и за это время сыграл в театре несколько ролей, среди которых были роли Алешки в спектакле «На дне» и Людвига в постановке «Под каштанами Праги» по произведению Константина Симонова. Летом 1946 года Луспекаев переехал в Москву и подал документы в театральное училище имени Щепкина.
После начала занятий в училище преподаватели сразу потребовали от Луспекаева вывести наколки, для чего начинающему студенту пришлось перенести несколько болезненных операций, и проходить нескольких недель с забинтованными руками по-настоящему. Луспекаев заметно выделялся среди своих сокурсников и педагоги неизменно ставили ему хорошие оценки по актерскому мастерству за то, что он хорошо справлялся с любыми ролями. На первом курсе он сыграл почтальона в «Ведьме» и немецкого полковника в отрывке из «Молодой гвардии», на втором - Колесникова в пьесе Леонида Леонова «Нашествие». А после исполнения роли Васьки Пепла в постановке «На дне», Константин Зубов опекал Луспекаева, как самого талантливого студента на курсе. Но знавшие Луспекаева современники рассказывали, что актер с молодости отличался экспрессивным характером, был способен на необычные поступки, и от безудержного веселья и разгула мог без какого-либо промедления впасть в не менее безудержное раскаяние. Однажды девятнадцатилетнему Луспекаеву профессор Зубов поставил по мастерству вместо пятерки четверку, и оскорбленный студент поехал скандалить на дачу к профессору. Приехав ночью, Луспекаев стал стучать кулаком по воротам, а через час извинялся перед сердитым Зубовым: «Отец родной, прости! Ты для меня дороже всех, я за тебя землю есть стану», - и, недолго думая, отправил пригоршню чернозема в рот. «С этим студентом просто невозможно работать», - жаловалась на Луспекаева пожилая учительница танцев, не знавшая о проблемах Луспекаева с ногами, и делавшая ему замечания: «Легче, молодой человек, легче прыжок». Павел при этом, несмотря на боль, улыбался и отвечал: «Спасибо, мамаша! Постараюсь» - и хлопал ее по плечу. Он всегда и со всеми разговаривал на «ты».
Окончив училище имени Щепкина в 1950 году, Луспекаев надеялся попасть в труппу Малого театра, но за четыре года пребывания в столице у него так и не пропал южный акцент, и Луспекаев уехал в Тбилиси, где начал работать в Тбилисском государственном драматическом театре имени Грибоедова. Первый выход Луспекаева на сцену театра состоялся 3 ноября в роли Мартына Кандыбы в спектакле по пьесе Корнейчука «Калиновая роща». После этого Луспекаев сыграл роль Жоржа в пьесе «Битва за жизнь», Вожеватова в «Бесприданнице», Хлестакова в «Ревизоре», Тригорина в «Чайке» и Алексея в «Оптимистической трагедии». Коллега Луспекаева по театру М.Плисецкий рассказывал: «Его способность к убедительнейшей импровизации в жизни порой помогала нам в трудных ситуациях. Как-то во время гастролей в Кисловодске мы в одно из воскресений отправились на выездной спектакль в Пятигорск. Когда поезд подошел к перрону, стало ясно, что хлынувшие к вагону зрители только что закончившихся скачек не дадут нам возможности выйти. Тогда могучая фигура Павла кинулась к дверям. Он завопил: «Стойте, здесь сумасшедших везут, дайте пройти». Оторопелая публика расступилась. А Павел командовал: «Выводите, осторожно выводите...» И вывел всех актеров. Когда публика поняла, что ее провели, и кинулась в вагон, двери уже захлопнулись. А Павел весело кричал вслед: «Не тех вывели, сумасшедшие в вагоне остались».
В то же время в тбилисском театре работал режиссер Леонид Варпаховский, который был очень высокого мнения об актерском мастерстве Луспекаева, и, уехав в Киев в Театр русской драмы имени Леси Украинки, Варпаховский предложил Луспекаеву также переехать на Украину. Луспекаев согласился, и в 1957 году вместе с женой и дочерью переехал на новое место работы. Его первой ролью на киевской сцене стал военный моряк Бакланов в спектакле «Второе дыхание». Эта роль Луспекаева поразила театральный Киев - критики и зрители были восхищены игрой Луспекаева. В 1958 году режиссер киностудии имени Довженко Леонид Эстрин предложил Луспекаеву исполнить роль начальника штаба в приключенческом фильме «Голубая стрела». Луспекаев это предложение принял. Выйдя на экраны страны в 1959 году, картина заняла третье место в прокате, собрав сорок четыре с половиной миллиона зрителей у экрана.
В том же году актер Кирилл Лавров, работавший в Ленинградском БДТ, приехал в гости к родным в Киев. Кирилл Юрьевич обратил внимание на роли Петра Луспекаева в театре, и позже рассказывал: «Он произвел на меня огромное впечатление. Такое проникновение в суть характера своего героя, такое поразительно органичное существование на сцене мне редко приходилось видеть, хотя я знал многих прекрасных актеров». Лавров рассказал о талантливом актере Товстоногову, и вскоре Луспекаев был приглашен в БДТ. Кирилл Лавров так же уступил новичку и первую звездную роль. Лавров рассказывал: «В то время Товстоногов ставил спектакль «Варвары». На роль Черкуна был назначен я. И Георгий Александрович, чтобы сразу Пашу включить в работу, как-то его попробовать, предложил ему вместе со мной репетировать роль Черкуна. После репетиции я пошел к Товстоногову и попросил снять меня с этой роли, потому что Луспекаев играл превосходно».
В течение первых трех лет службы Луспекаева в БДТ его творческая карьера испытывала небывалый творческий подъем. Он сыграл Галлена в спектакле «Не склонившие головы», Бонара в «Четвертом» и Макара Нагульнова в «Поднятой целине».
Однако в 1962 году во время репетиций роли Скалозуба в постановке «Горе от ума» у Луспекаева обострилась болезнь ног, на одной ступне образовалась серьезная рана, и он был вынужден заняться лечением заболевания под называнием критическая ишемия нижних конечностей. В ходе этой болезни атеросклероз поражает сосуды ног, и кровь перестает поступать в мышцы. Сохранить ноги врачам удается лишь у трети таких больных, но большей части заболевших приходится ампутировать больные конечности. Чтобы не терять времени, Луспекаев решил во время лечения сочинять рассказы, и однажды показал свои работы коллеге по театру Олегу Басилашвили, который позже рассказывал: «Однажды, когда я вошел к нему в комнату, он смущенно-торопливо спрятал под подушку какую-то тетрадку. Я понял, что лучше не спрашивать его ни о чем. Но как-то, очевидно желая вознаградить меня за понравившийся ему рассказ-показ или просто по-ребячьи похвастаться, что тоже было свойственно Паше, он предложил мне... прочесть его рассказ. Надо сказать, я был тогда не очень высокого мнения об общей культуре и образовании Павла. Я знал, что война отняла у него детство, что его судьба была трудной. Это, а главным образом природный талант, объясняло и оправдывало Пашу, примиряло с тем, что он, как говорится, «не эрудит». Я не часто видел его с книгой. Поэтому, надо думать, мне не удалось скрыть изумления, и, выпучив глаза, я не столько спросил, сколько уже осудил: «А ты что, пишешь рассказы?» Он виновато потупился: «Да так... писал... ты прочти». Я прочел то, что он назвал рассказом. Потом еще что-то подобное. Не знаю, не могу определить, к какому жанру, виду литературы следует отнести прочитанное, но это было невероятно интересно и талантливо. Ясно было, что пером движет рука совершенно неопытного литератора, но точность увиденного, непривычность взгляда на жизнь, подлинная искренность, самобытность рассказов Луспекаева произвели на меня ошеломляющее впечатление. Паша, оказывается, умеет не только видеть и изображать подсмотренное в людях, он очень по-своему, по-луспекаевски, осмысливает жизнь...»
В 1965 году Павлу Луспекаеву было присвоено звание заслуженного артиста РСФСР, и вскоре он сыграл в фильме Геннадия Полоки «Республика ШКИД», где ему досталась роль учителя физкультуры Косталмеда, которая первоначально считалась одной из главных ролей. Герой Луспекаева должен был влюбиться в преподавательницу Эланлюм и подружиться со шкидовцем Савушкой.
Однако в разгар съёмок в фильме «Республика ШКИД» у Луспекаева вновь обострилась болезнь, и актёр лег в больницу. Врачи настаивали на ампутации обеих ног до колен, но это поставило бы крест на актерской карьере Луспекаева. Лишь когда стало ясно, что выхода нет, и промедление грозит гибелью, Луспекаев согласился на ампутацию стопы, но вскоре Павлу Борисовичу врачи были вынуждены ампутировать и вторую стопу, а после операций актера стала мучить невыносимая фантомная боль. По рекомендации врачей он стал принимать сильнодействующий болеутоляющий наркотик пантопон, но когда доза дошла до шестнадцати ампул в день, Павел Борисович решил, что от наркотической зависимости нужно избавиться, и чтобы отвлечь себя от мыслей о боли, попросил жену купить ему мешок подсолнечных семечек. Но это почти не помогло, и актёр неделю находился в полубессознательном состоянии, отказываясь от пищи. Большую помощь Павлу Борисовичу оказала министр культуры Екатерина Фурцева, которой стало известно о страдающем от болей актёре, снимающемся несмотря ни на что в кино. Фурцева распорядилась купить для Луспекаева нужные лекарства за границей, а также - протезы во Франции. Позже в своём дневнике актёр тщательно записывал часы, а потом дни, прожитые без наркотиков: «Люди! Я боюсь даже верить, но через три часа будет трое суток, как я сделал последний укол... Муки адовы я прошел. Дай Бог, наверное, с каждым днем будет лучше... Терплю!.. Вымотало страшно, вот уже почти неделя, как я ничего не ем, ослаб, ужасно устал». И новая запись: «Да, да! Поборол! Самому не верится! Пантопончики тю-тю! Будь они прокляты. Конечно, эта гадость еще долго будет выветриваться из организма, но главное - я поборол! И могу смело сказать себе - молодец?!»
Главной работой в кино Луспекаева стала роль таможенника Павла Верещагина в картине «Белое солнце пустыни», снятой в 1968 году режиссером Владимиром Мотылем. На пробах на роль Верещагина артисты проваливались один за другим. Изначально режиссеру трудно было себе представить, как человек, перенесший ампутацию обеих стоп, сможет вынести физические нагрузки? Но Владимиру Мотылю пришла идея сделать Верещагина героем германской войны на костылях. И с этим предложением Владимир Мотыль пришел к Павлу Луспекаеву, который сразу отверг идею с костылями. Он показал Мотылю чертеж металлических упоров, которые будут вделаны в сапоги, с помощью которых актер сам передвигался бы без какой-либо помощи. «Я сыграю то, что ты придумал, - произнес Павел Луспекаев. - А инвалида успею в другой какой-нибудь картине». Натурные съемки проходили в Дагестане в районе Махачкалы и в пустыне возле города Байрам-Али в Туркмении, и Луспекаев снимался, несмотря на невероятные боли в ногах. И хотя роль Луспекаева в этой картине первоначально была короче, и Верещагин погибал, так и не вступив в схватку с врагом - в ходе съемок режиссер изменил финал, чтобы продлить роль Верещагина. Причем, несмотря на свою болезнь, Луспекаев оставался верен своему характеру, и на съемках «Белого солнца пустыни» влюбился в молодую актрису Татьяну Ткач, которая играла в картине роль старшей жены в гареме Абдуллы. Сцен с ней отсняли много, но после сокращения картины от «старшей жены» осталась лишь одна фраза – «А может быть, Гюльчатай его плохо ласкает?» - и голый живот в сцене, когда жены, пряча лица от Сухова, задирают юбки. Вся съемочная группа знала, что Верещагин неравнодушен к «старшей жене Абдуллы». Догадывалась об этом и жена Луспекаева, которая приходила в номер к Татьяне Ткач и просила: «Танечка, Паша отказывается есть, говорит, что пищу примет только из твоих рук. Приди, покорми его, пожалуйста!»
Ассистент оператора фильма «Белое солнце пустыни» Игорь Клебанов рассказывал о Павле Луспекаеве: «Роль Верещагина стала для Павла последней. Уже тогда он чувствовал себя неважно. Давали о себе знать его болячки. У Луспекаева были ампутированы ступни ног, он ходил на протезах. Ему, конечно, было трудно, но он старался этого не показывать. Когда шел на съемочную площадку, за ним всегда следовала его супруга и несла алюминиевый стульчик. Павел через каждые 20 метров говорил ей: «Подставь». После съемок он всегда садился у моря, опускал ноги в воду. И у него в глазах аж слезы стояли. Он чувствовал, что жизнь его подходит к концу. Именно поэтому старался как можно чаще быть в кругу людей. За свой счет покупал выпивку и приглашал посидеть всех - от режиссера до плотника. Рядом всегда сидела жена и девочки из «гарема». Он брал кого-нибудь из них на колени и читал отрывки из пьес. Очень любил петь под гитару, особенно песню «Степь, да степь кругом». Пьяным этого человека я никогда не видел. Он был крепкий, мощный мужик, очень любил Николая Годовикова, как собственного сына».
Поскольку от гостиницы до места съемок невозможно было проехать, кто-то из каскадеров смастерил для Луспекаева удобную палку для ходьбы, и актер опирался на нее, как и на плечо жены Инны, шагая по пустыне. А после съемочного дня Луспекаев шел на берег Каспия, разувался, опускал ноги в воду и сидел так часами, пока боль понемногу не уходила. Иногда он привязывал к остаткам ног специальные металлические ласты и уплывал от берега. «Паша, а если утонешь?» - говорили ему. «Утону – вспоминайте». «Ты просто невозможный человек!» - говорили ему друзья и знакомые.
После просмотра Павел шел, почти не опираясь на свою палку: «Узнают! Все узнают!» - ликовал он. «Теперь тебя уже никогда не забудут, - сказал Козаков, поддавшись восторженному луспекаевскому настроению. – Журналисты станут брать у тебя интервью, фотографы замучат вспышками. Привыкай». «Да, буду привыкать», - ответил Луспекаев, но ни проинтервьюировать, ни сфотографировать его журналисты толком не успели. Евгений Вестник рассказывал, как весной 1970-го года бродил с Луспекаевым по Ленинграду. В три часа ночи на безлюдном Невском проспекте они присели на скамейку около Гостиного двора. Павел спросил: «Палка моя нравится? Я с ней много километров по пустыне прошел, когда в «Белом солнце» снимался. Теперь это мой талисман. Чувствую, если потеряю, ей-богу, не смейся, умру!» Подошла компания молодых людей: «Спички есть?» «Есть. Пожалуйста». Покурили. Шумно подошли и шумно ушли. Собрались идти и Луспекаев с Весником. «А палка?» - спросил побледневший Павел. Палки не было. Дорогой в такси Луспекаев плакал.
Павел Луспекаев умер 17 апреля 1970 года в возрасте 43-х лет, не дожив три дня до своего дня рождения. За несколько часов до смерти Луспекаев позвонил из гостиницы «Минск» Михаилу Козакову, и сказал, что очень ждет продолжения съемок в картине «Вся королевская рать». Также он сказала Козакову, что накануне к нему приезжали старые приятели из Еревана, и они хорошо отметили этот приезд. Спустя час после этого разговора Луспекаев скончался. Врачи констатировали у него разрыв сердечной аорты. В роли Вилли Старка снялся другой актер.
Большой драматический театр Ленинграда отказался принимать участие в похоронах Луспекаева, сославшись на то, что актёр в театре не работает, и траурные хлопоты взяла на себя киностудия «Ленфильм». Актёр умер накануне столетия со дня рождения Ленина, в СССР было объявлено всенародное празднование, и траур никак не вписывался в график торжественных мероприятий. Организаторы похорон без особой огласки перевезли тело Луспекаева из Москвы в Ленинград и похоронили актера на Северном кладбище. На могиле Луспекаева петербургские таможенники, называющие его главнейшим таможенником России, поставили памятник с надписью: «С поклоном от таможенников Северо-Запада».
http://fishki.net/1507595-luspekaev-pavel-borisovich.html?mo...
Свежие комментарии