Библиотека им. Н.А. Некрасова оцифровала газету «Тов. Ленин на отдыхе», вышедшую иллюстрированным приложением к «Правде» 24 сентября 1922 года, во время болезни Владимира Ульянова.
ТОВ. ЛЕНИН НА ОТДЫХЕ.
Наказ петроградских рабочих.
Четвертый петроградский губернский съезд профсоюзов обратился к тов. Ленину со следующим приветствием:
«Представители профсоюзов, заводов, фабрик и учреждений Красного Петрограда и губернии, собравшиеся на своём 4-м губернском съезде профсоюзов, шлют свой пламенный коммунистический привет тов. Ленину и от глубины души радуются, что т. Ленин на пути к выздоровлению и восстановлению своих сил, которые так нужны мировому пролетариату для великого дела борьбы против между народных эксплуататоров.
Тов. Ленин, петербургские рабочие требуют от тебя строго придерживаться на время отдыха режима, предписанного врачами, и побольше бывать в поле и на солнце. Этого режима требуют интересы мировой революции и нашей рабоче-крестьянской страны. Вот, тов. Ленин, наш привет и наше справедливое требование».
Тов. Ленин на отдыхе.
На всех собраниях рабочие буквально засыпают вопросами о состоянии здоровья тов. Ленина и о том, как протекает его отдых. Читающая пролетарская Россия хочет и имеет право знать во всех подробностях, как протекало выздоровление тов. Ленина, как живет, работает и отдыхает тот, к кому самые широкие народные массы величайшей страны испытывают поистине беспредельное, беззаветное доверие.
B. И., не мешали ему совершать громадные прогулки в десятки верст пешком.
Что тов, Ленин умеет работать, как никто другой, это достаточно известно. Но тов. Ленин умеет и отдыхать. Его работа по правилу размеренна, регулярна и, при любом напряжении, упорядочена. Его отдых прост и здоров. Как большинство больших людей тов. Ленин глубоко любит и чувствует природу. Его отдых почти всегда сводится, главным образом, к тому, чтобы побольше оставаться один на один с природой.
Из сообщений товарищей, живших с В. И. в далекой сибирской ссылке, мы знаем о том, как тов. Ленин являлся там одним из самых страстных охотников. Занятия напряжённейшим литературным трудом, которые, казалось, могли целиком поглотить В. И., не мешали ему совершать громадные прогулки в десятки верст пешком.
В Швейцарии, где В. И. долго жил и эмиграции, немного осталось примечательных уголков, где не побывал бы пешком и на велосипеде тов. Ленин. Окрестности Женевы он изучил, как редко кто из швейцарцев. Перед окончательным решением вопроса о расколе с меньшевиками, когда подошли критические недели, потребовавшие, чтобы гордиев узел был разрублен, В. И. отправляется на пару недель в горы и именно там окончательно обдумывает план кампании.
После поражения первой революции в 1906 г., В. И. в течении нескольких месяцев остается в Куокалла (станция Финляндской ж. д., недалеко от Петрограда), где в то время перебывали у него десятки и десятки руководящих работников нашей партии. И там В. И. умеет использовать каждую свободную минуту, чтобы насладиться финляндской природой и особенно взморьем.
Затем - вновь Женева. Затем - Париж, Краков. Сколько раз в Париже В. И. увлекал нас на велосипеде на 50-70 верст только для того, чтобы на живописном берегу красивой реки выкупаться и погулять? Поездка в полсотни верст на велосипеде в прекрасный французский лес для того, чтобы собрать ландышей, считалась обычным делом.
По переезде в Галицию В. И. проводил добрую треть года в небольшой галицийской деревушке в горах (Татры). Прогулки на так называемое Морско-Око (горное озеро) и т. п. горные места в течение многих и многих часов были для В. И. любимейшим отдыхом.
Отчасти за любовь к горам В. И. однажды даже пострадал. В начале империалистической войны В И., как известно, был арестован тогдашними австрийскими властями. Провинциальные власти в течение нескольких дней держали В. И. под подозрением ни больше ни меньше как… в шпионстве, Это подозрение, между прочим. было основано на том, что одна крестьянка донесла: Ленин, дескать, все ходит и „баче на гуры” (смотрит на горы) - явное доказательство того, что сей подозрительный человек изучает территорию Галиции для того, чтобы познакомить с ней неприятеля. Статистические таблицы по аграрному вопросу, найденные при обыске у тов. Ленина, еще больше укрепили австрийские власти в этом подозрении: таблицы эти были приняты за „планы” или шифрованные записи.
Ему ничего не стоило подбить нас съездить из галицийской деревушки на велосипеде верст за 100 в Венгрию за тем, чтобы оттуда в качестве трофея привести… одну бутылку венгерского вина. На этих прогулках В. И. почти всегда «загонял» гораздо более молодых товарищей. Карабкаться на высокие горы, куда не всегда решится забраться и опытный турист, было для В. И. лучшим удовольствием. Ежедневные купанья вплоть до осенних месяцев, в отчаянно холодных и горных речках, одно время, по инициативе «зачинщика» В. И., стали чуть не обязательными для каждого члена тогдашнего большевистского заграничного центра. Л. Б. Каменев, не всегда выдерживавший эту «марку», не раз подвергался серьезнейшим «репрессиям» за эту «слабость». Зимою в Кракове у нас особенно процветал конькобежный спорт. Бывало, утром получаются питерские газеты и вся почта; чуть-чуть просмотрев ее, отправляемся на «каток» (небольшой пустырь на окраине города недалеко от квартиры В. И. и там обыкновенно на коньках не раз происходили обсуждения важнейших партийных дел.
По возвращении из-за границы, после февральской революции, как только выдавалась свободная минута, В. И. стремился отдохнуть в окрестностях Петрограда. Начало июльского выступления застало его именно на таком отдыхе. И только убедившись в грандиозности событий, ЦК послал за В. И. товарища.
После июльских дней, как уже известно из целого ряда сообщений отдельных товарищей, В. И. и пишущий эти строки в течение почти трех недель прожили в небольшом шалаше (собственно, небольшая скирда сена) недалеко от Сестрорецка, на берегу так называемого Разлива. В статье тов. Н. Емельянова, тогдашнего радушного хозяина «беста» (статья эта помещена в петроградском журнале Истпарта «Красная Летопись» № 4) рассказано довольно подробно, как даже в таком положении В. И. буквально наслаждался отдыхом и старался использовать его целиком. Купания в Разливе были связаны тогда с порядочными опасностями. Кто припомнит тогдашнюю обстановку, когда в Петрограде, начиная от Керенского и Церетелли и кончая последней уголовной собакой-ищейкой, все было занято розыском «германского шпиона» Ленина, - тот поймет, что мы не преувеличиваем. И тем не менее частенько желание погулять, поудить рыбу, побродить в Разливе брало верх у В. И. над соображениями опасности.
Из убежища на Разливе В. И., по решению руководящей группы ЦК, отправился (со значительными опасностями) в Финляндию.
В Московских „Известиях” в статье, посвященной десятилетию „Правды”, кто-то из товарищей, рассказывая об июльских событиях, напечатал неверное сообщение, будто бы в июльские дни тов. Ленин жил в Кронштадте, куда ему удалось спастись, якобы переодевшись крестьянкой. Эта версия пошла гулять теперь по различным органам печати. Между тем, это сообщение абсолютно неверно. В. И. в июльские дни не был в Кронштадте, и ничего подобного тому „переодеванию”, о котором сообщает упомянутый товарищ, в действительности не было.
Насколько мы знаем, в финляндском бесте В. И. подвергся строжайшему уединению.
В течение пяти лет Советской власти, в особенности в первые 3-4 года ее существования, Владимиру Ильичу почти не пришлось отдыхать. Только нынешним летом, когда тяжелая болезнь захватила его своими тисками, тов. Ленин был запоздало «разгружен» от текущих дел. Да и то на последних свиданиях с В. И. становилось совершенно ясным, что он «почти не читавший газет», каким-то образом, однако, знает о всех важных событиях и совершенно вовремя успевает дать совет «почти не осведомленного человека», - совет, который, однако, как нельзя лучше попадает в точку и поэтому принимается руководящими учреждениями партии.
B. И. после болезни и длительного отдыха в ближайшее время приступает к прежней работе. Еще и еще раз весь мир убедится в том, насколько лживы были злорадные «сведения» всего антисоветского лагеря, начиная от монархистов и кончая меньшевиками и эсерами. Те 1½-2 недели в 1918 г., когда В. И., тяжело раненый членом партии эсеров, боролся со смертью, сделало имя тов. Ленина в миллион раз ближе и роднее народным массам, чем оно было до тех пор. Тому, кто бывает на широких рабочих собраниях теперь и наблюдает, как простые беспартийные рабочие относятся к вопросу о болезни и отдыхе тов. Ленина, тому уже совершенно ясно: временная болезнь тов. Ленина и поднятая вокруг этого свистопляска всех контрреволюционных сил, сделала тов. Ленина еще ближе и еще роднее народным массам, чем это было даже после ранения в 1918 г…
В каком жалком свете предстают перед каждым честным рабочим все эти мелкие людишки, все эти пигмеишки Милюков, Чернов, Дан, Гессен и К°, которые в течение всего лета 1922 г., нисколько не скрывая самых низменных чувств, на страницах своих газет злорадно гоготали по поводу мнимо-«безнадежного» физического состояния В. И. «Этим людишкам и невдомек, что своей «кампанией» по поводу болезни В. И. они отдавали косвенную дань тому великому историческому значению личности т. Ленина для нашей страны и для всей мировой истории, которого они как раз и не хотят признать. Как смешны эти бывшие люди с их «тонкими» выкладками о «борьбе за власть», будто бы раздиравшей нашу партию во время болезни тов. Ленина! Как комичны ученые «медицинские» исследования П. Милюкова в передовых статьях его парижской газеты о физическом состоянии т. Ленина, - того человека, кого такой зоологической ненавистью ненавидят эксплуататорские кучки и к кому с таким доверием и любовью относятся миллионы и миллионы трудящихся и эксплуатируемых во всем мире! Некоторые «сочинения» Милюкова, Дана и К° относительно болезни В. И. и всего связанного с нею, право, имеют все шансы перейти в качестве образчиков в юмористическую литературу наших дней. Геркулесовы столпы вранья всей мировой буржуазной прессы вокруг болезни т. Ленина, пожалуй, затмят собою всю ту ложь, которая распространялась относительно Советской власти за все пять лет ее существования.
Отдохнувший капитан возвращается на капитанский мостик. Волна новой бодрости пронизывает весь экипаж корабля. Без всякого преувеличения: не только вся наша партия, но и все, что есть лучшего в рабочем классе и крестьянстве вообще, с величайшей радостью встречает возвращение Владимира Ильича к практической работе. Облегченно вздохнут сознательные рабочие всего мира. Несколько новых проклятий сорвется с уст обозленной буржуазии и ее слуг, которых так жестоко «разочаровал» исход болезни тов. Ленина.
Г. ЗИНОВЬЕВ.
ИЛЬИЧ.
Опять «большевистское чудо».
Ильича давно уже похоронили — разве вы не знаете, что его труп был выброшен с поезда?
Советская власть снова «на краю гибели» — разве вы не слышали, что все «коммунистические генералы» перегрызли друг другу горло «в борьбе за власть»?
Сколько нелепых, идиотских и подлых одновременно, слухов было пущено в оборот! Сколько надежд у наших противников было связано с «гибелью» Ильича! Сколько тонн бешеной слюны было пролито на писчую бумагу белыми и розовыми борзописцами!
А «Ильич» возвращается к работе. Ильич — «Центромозг» нашей партии, признанный гений международной революции.
Мы выпускаем наше «Приложение», толкаемые двумя чувствами:
Приятно не только сказать, но и показать всем тем рабочим и крестьянам, которые в бесчисленных резолюциях посылали приветы Ильичу, что Ильич здоров, бодр, весел, снова среди нас.
А с другой стороны, приятно ударить в лоб противника, заставить его замолчать, прикусить язычок. Приятно, когда этот гнусный, блудливый, разошедшийся коллективный нахал огорчен, разочарован и воет от этого разочарования.
Ему, противнику, есть отчего выть. Нам — есть отчего радоваться.
Ильич был надорван гигантской работой, которую он проделал. Я не знаю человека, который бы работал так бешено много, как Ильич. Ибо его мудрая голова постоянно, ежесекундно перерабатывает громадные вороха материала. Даже когда он «отдыхал», в эти редкие минуты он успевал следить за всем, все обмозговывать, из всего делать выводы, всегда думать о том, что составляет дело его жизни, красивейшей из жизней, которые были на земле. Я любил всегда рыться среди его книг, которые лежат аккуратно сложенными повсюду, вплоть до столика у постели. Чего тут нет! Гегель. Книжки по тэйлоризму. Последние издания по истории Индии, присланные чуть ли не из Калькутты. Отчеты и проекты Госплана. Все, что есть нового из области рабочего движения. И так далее, до бесконечности. А на полях этих бесчисленных книг, брошюр, журналов, газет — всюду пометочки характерным ильичевым бисером.
А, ведь, это только одна малюсенькая часть работы, то, что Ильич делает «между прочим».
Когда Ильич свалился, у всех нас было чувство тревоги. Тревоги сознания собственной вины. Ибо нужно было следить за Ильичем, беречь его. А мы его не берегли. И как тяжело было вдали от России не знать, что с Ильичем: лучше или хуже. Во сне и наяву видишь, бывало, эту дорогую, всем нам такую родную, голову, с бесчисленными морщинами и всевидящими глазами. Какая радость была у меня, когда я в Берлине получил клочок бумажки от Ильича с припиской на полях: «Я уже почти здоров»!
И чуть ли не непосредственно с аэроплана, на котором я только что носился над морем перламутровых облаков, поскакал к Ильичу. Вот он живой, окрепший, веселый. Хохотали до упаду над разными вещами, над которыми можно хохотать. Ну, ясное дело: Ильич готов теперь ко всякому бою. Разве может такой лев сидеть в комнатной клетке?..
Под руководством Ильича Россия выходит на торную дорогу. Она прочно стоит на ногах. И, право, есть какой-то глубокий символ в том, что Ильич снова становится у руля государственной машины. Вместе со всей страной он выздоравливает…
А у врагов?.. Медленно, но постоянно, камень за камнем отваливается от капиталистической храмины. Ну, скажите, в такое-то время разве возможно, чтобы Ильича, нашего «старика», не было бы с нами?
Он будет с нами долго-долго. Только уж мы должны дать зарок: смотреть за Ильичем в оба, чтобы не взваливать на него всего груза, вплоть до приискания комнаты заболевшему товарищу. Это просто глупо. Это преступная всероссийская халатность, которую давно пора зашвырнуть подальше.
Все мы жмем сейчас руку Ильича. Эта железная рука хорошо держит вожжи российской колымаги.
H. БУХАРИН.
ЗАМЕТКИ.
Мне кажется, что не следовало бы писать о «т. Ленине на отдыхе» теперь, когда отдых кончается, и тов. Ленин скоро вернется к работе. Кроме того, впечатлений у меня так много, и они так ценны, что писать о них в виде маленькой заметки, как этого требует редакция «Правды», не вполне целесообразно. Тем не менее приходится писать, ибо редакция настаивает.
Мне приходилось встречать на фронте старых бойцов, которые, проведя «напролет» несколько суток в непрерывных боях, без отдыха и сна, возвращались потом с боя, как тени, падали, как скошенные, и, проспав «все восемнадцать часов подряд», вставали, после отдыха, свежие для новых боев, без которых они «жить не могут». Тов. Ленин во время моего первого свидания с ним в конце июля, после полуторамесячного перерыва, произвел на меня именно такое впечатление старого бойца, успевшего отдохнуть после изнурительных непрерывных боев, и посвежевшего после отдыха. Свежий и обновленный, но со следами усталости, переутомления.
— «Мне нельзя читать газеты, — иронически замечает т. Ленин, — «мне нельзя говорить о политике, я старательно обхожу каждый клочок бумаги, валяющийся на столе, боясь, как бы он не оказался газетой и как бы не вышло из этого нарушения дисциплины».
Я хохочу и превозношу до небес дисциплинированность тов. Ленина. Тут же смеемся над врачами, которые не могут понять, что профессиональным политикам, получившим свидание, нельзя не говорить о политике.
Тов. Ленин и тов. Сталин.
Поражает в тов. Ленине жадность к вопросам и рвение, непреодолимое рвение к работе. Видно, что изголодался. Процесс эсеров, Генуя и Гаага, виды на урожай, промышленность и финансы — все эти вопросы мелькают один за другим. Он не торопится высказать свое мнение, жалуясь, что отстал от событий; он главным образом расспрашивает и мотает на ус. Очень оживляется, узнав, что виды на урожай хорошие.
Совершенно другую картину застал я спустя месяц. На этот раз тов. Ленин окружён грудой книг и газет (ему разрешили читать и говорить о политике без ограничения). Нет больше следов усталости, переутомления. Нет признаков нервного рвения к работе, — прошел голод. Спокойствие и уверенность вернулись к нему полностью. Наш старый Ленин, хитро глядящий на собеседника, прищурив глаз…
Зато и беседа наша на этот раз носит более оживленный характер.
Внутреннее положение… Урожай… Состояние промышленности… Курс рубля… Бюджет…
— «Положение тяжелое. Но самые тяжелые дни остались позади. Урожай в корне облегчает дело. Улучшение промышленности и финансов должно прийти вслед за урожаем. Дело теперь в том, чтобы освободить государство от ненужных расходов, сократив наши учреждения и предприятия и улучшив их качественно. В этом деле нужна особая твердость, и тогда вылезем, наверняка вылезем».
Внешнее положение… Антанта… Поведение Франции… Англия и Германия… Роль Америки…
— «Жадные они и глубоко друг друга ненавидят. Раздерутся. Нам торопиться некуда. Наш путь верен: мы за мир и соглашение, но мы против кабалы и кабальных условий соглашения. Нужно крепко держать руль и идти своим путем, не поддаваясь ни лести, ни запугиванию».
Эсеры и меньшевики, их бешенная агитация против Советской России…
— «Да, они задались целью развенчать Советскую Россию. Они облегчают империалистам борьбу с Советской Россией. Попали в тину капитализма и катятся в пропасть. Пусть барахтаются. Они давно умерли для рабочего класса».
Белая пресса… Эмиграция… Невероятные легенды о смерти Ленина с описанием подробностей…
Тов. Ленин улыбается и замечает: «Пусть их лгут и утешаются, не нужно отнимать у умирающих последнее утешение».
И. СТАЛИН.
15 сентября 1922 г.
Тов. Ленин и Н. К. Ульянова-Крупская у подзорной трубы.
Тов. Ленин и тов. Каменев.
У тов. Ленина.
Чем Владимир Ильич интересуется?
— Американским сенатором Бора и только что опубликованными письмами Короленко к Луначарскому.
— Реализацией урожая и положением тов. Иоффе в Чань-Чуне.
— Поступлением налогов и впечатлениями т. Зеленского от волостной ячейки коммунистов.
— Внутренним состоянием Польши и итогами работы «АРА».
— Работой трестов и положением мистера Гувера на предстоящих выборах в Америке.
— Беседами тов. Красина в Берлине и жилищным вопросом в Москве.
— Книжкой В. Шульгина и оборотами внешней торговли.
— Предстоящим съездом профсоюзов и площадью засева.
— Фотографическими опытами Марии Ильинишны и скверными делами в Наркомпросе.
— Положением Красной армии и научной организацией труда.
— И еще многим, многим другим.
Что Владимир Ильич ругает?
— Очень многое, но в первую очередь и с особым напором наш бюрократический аппарат.
Что Владимир Ильич хвалит?
— Американских товарищей, привезших в Пермскую губернию 20 тракторов для демонстрирования тракторной обработки земли, и пермских крестьян, в кратчайший срок исправивших русские скверные дороги для перевозки прекрасных американских тракторов на место назначения.
О чем Владимир Ильич меньше всего говорит?
— О своей прошлой болезни.
Как я все это услышал от Владимира Ильича?
— В течение часовой прогулки вокруг дома, где живет Владимир Ильич.
Л. КАМЕНЕВ.
На солнышке.
Разве я не прав?
Когда Ильич здоровьем сдал,
Признаться, крепко я опешил,
И долго в тон не попадал.
Теперь старик нас всех утешил:
Недуг коварный поборов,
Он снова весел и здоров.
Спасибо всем: врачам и року!
Вся сволочь вражья, что до сроку
«Сдавала Ленина в тираж»,
Теперь убавит буйный раж.
Зато друзья душой воспрянут
И — гулким стуком молотков,
И ревом тысячи гудков —
Ему привет рабочий грянут!
___
Что до меня, то я хочу
При первой встрече Ильичу
Сказать, отнюдь не в виде шутки:
— «Родной Ильич! Вы были чутки
К друзьям, измотанным борьбой,
Но издевались… над собой:
Впрягались в тысячу запряжек,
Вершали миллионы дел,
Забыв, что силам есть предел.
И в этом смысле грех ваш тяжек,
Как тяжек грех и той среды,
Что на подъёме и на спуске
Не знала меры в перегрузке
И догрузилась… до беды.
Здоровье ваше — только ль ваше?
Ваш ум — центральное звено,
Нас всех связавшее в одно.
И, приобщившись горькой чаше,
Перестрадав за вас, мы впредь
За вами будем уж смотреть,
Чтоб больше не было и речи —
Валить на ленинские плечи
Все, до последнего тюка, —
Иначе первый я, ей-богу,
Не только подниму тревогу,
Но, устремившись в Це-Ка-Ка,
Вас лично притяну к ответу:
— «На Ильича управы нету:
В дела зарывшись с головой,
Опять повез, как ломовой!!»
___
Ильич, конечно, усмехнется,
А то, пожалуй, и ругнется.
Но, все, как надо, разобрав.
Друзья-товарищи, скажите,
Меня в сем разе поддержите:
Ну, что? Ну, разве я не прав?!
ДЕМЬЯН БЕДНЫЙ.
На чужбине в эти дни.
Когда Владимир Ильич заболел, я был за границей и первые известия о болезни получил из буржуазных газет. Что Владимир Ильич надорван нечеловеческой работой этих лет — это все мы знали и раньше. Заболеть не мудрено. Скорее надо удивляться, как человек мог продержаться без отдыха и смены столь долгий срок. Но вихрь чудовищных тревожных слухов и вестей, поднявшийся на страницах русских и иностранных заграничных газет; волновал и беспокоил.
В Берлине еще можно было услышать верные сведения от приезжающих из Москвы товарищей.
Гораздо хуже приходилось переживать эти недели тем товарищам, которые для лечения были направлены на курорты, особенно в глухую немецкую провинцию.
— Вот когда я понял, что такое «демократическая свобода печати!» — говорил мне один, старый русский большевик в Германии. К черту пошло все лечение. Каждый день одна новость чище другой. Газеты захлебывались от радости, расписывая безнадежное состояние Ленина и проистекающую отсюда катастрофу коммунистической партии и Советской власти. Буржуазные газетчики, а за ними меньшевики и эсеры, изображали состояние партии так, что единственный вопрос, интересующий всех уже не состояние здоровья Ленина, а борьба за власть между претендентами. Троцкий борется с Зиновьевым. Серебряков вызывает с Кавказа Винокурова — как единственного человека, могущего проявить твердость. Нет, не Винокуров. Избрана тройка диктаторов: Семашко, Осинский, Преображенский.
На завтра меньшевики сообщают другое: Сталин, кавказец тюркского происхождения, человек с сильной рукой будет диктатором.
А потом, начитавшись своего собственного вранья, выступает Виктор Чернов и свысока разводит руками: ах, какой развал у большевиков — сотни диктаторов. Конец большевикам.
Про Ленина временами забывали. Потом вспоминали снова. «У Ленина размягчение мозга». «Последствие легкомысленного образа жизни». «Ленина отравили». «Ленин уже умер, но во избежание паники от партии это скрывают». «Нет, не умер: его везли на Кавказ, но по дороге убили и выбросили из вагона».
Даже тогда, когда германский профессор Клемперер разъяснил журналистам, каково состояние пациента, газеты «Руль» и «Фоссише Цейтунг» исказили его слова, заставив прибегать к опровержениям.
Вот в какой атмосфере приходилось проводить на чужбине нашим товарищам эти тяжелые недели: Белогвардейщина точно с цепи сорвалась. Потерпев крах в открытой борьбе, она возлагала сейчас надежды на «чудо» - смерть вождя революции и расстройство пролетарских рядов.
Несколько сдержаннее, но в этом же духе, орудовали шейдемановцы.
Представляю себе, каким огорчением будет для них первая речь Ильича, переданная в Европу по радио. Каким ударом эти снимки улыбающегося отдохнувшего хоть немного нашего Ильича. Им будет неприятно. Пусть это послужит утешением тем товарищам, что провели месяцы, задыхаясь в облаках удушливых газов «демократической свободы печати».
Л. СОСНОВСКИЙ.
Тов. Ленин с племянником.
Тов. Ленин.
ОТ РАБОТНИЦ.
Дорогой товарищ Ленин!
Мы, женщины-работницы электрической станции 86 г., собравшись для выборов своих делегаток, прежде всего, шлем Вам наш горячий привет, как любимому учителю всех трудящихся в великом деле строительства рабочего государства.
ПРИВЕТ
основателю „Правды”, старейшему своему сотруднику, первому другу рабочей печати шлет
Редакция „Правды”
Свежие комментарии