Утром просыпаешься оттого, что в комнате светло, ты смотришь спросони в яркий квадрат окна и ехидно думаешь: "Баста, карапузики, зима-то уже кончилась, на улице-то светло". В восемь ещё холодно, но ты знаешь, что это обманчивый холод - к полудню будет жарко, и надо надевать что-то среднее. Выходишь из тёплого подъезда и в первое мгновение замираешь, поёживаясь от студёной утренности... а через окно из квартиры казалось, что на улице теплее. Но... куда ж деваться-то, шаг... потом ещё... всё, "поплыл" на работу. Странная особенность: весной вдруг начинаешь замечать на улице большое количество стройных, симпатичных девушек, из года в год приходишь к мысли, что на зиму они "ложатся в спячку" и вот сейчас наконец просыпаются и, прихорошившись, решают всем показать себя.
Часам к одиннадцати солнце светит прямо в глаза. Так жарко изнутри, что с удовольствием распахиваешь куртку, - это помогает, но не очень, всё равно, ослеплённый, ты медленно нагреваешься, пытаясь вдохнуть как можно больше ещё прохладного воздуха. Снег уже весь сошёл, только в густых голых кустах да в тени дворов на земле коростой лежат грязные, бесформенные куски, некогда бывшие пушистой хрустящей радостью. А сама земля, чёрная, рыхлая и влажно-жирная по утрам, подсыхая за день, к вечеру кажется твёрдой, серой и слежавшейся.
Днём у Патриарших прудов много мам и бабушек с детьми. Спокойно беседуя и греясь на солнышке, они с прищуром, лениво наблюдают за играющими детьми, порой делая движение встать, чтобы прийти на помощь упавшему малышу, но лень пересиливает, и, мысленно махнув рукой, мамашки продолжают разговор. Бабушки же, напротив, как наседки бросаются при первой опасности падения, видимо уже представляя, как их будут отчитывать невестки за испачканный новый комбинезончик.
Сев в автобус, ты ощущаешь духоту и, чтобы отвлечься, разглядываешь улицы и людей в остановившихся на светофоре машинах. Сверху ты заглядываешь к ним в салон и видишь длинные ножки пассажирки на переднем сиденьи в иномарке. Хочется рассмотреть всё в деталях, но мешает забрызганное крупными каплями грязи автобусное окно. Ты сетуешь и пытаешься дорисовать в воображении недостающие подробности, представляешь лицо девушки (ты слишком высоко, а голову к окну она не поворачивает) и себя рядом с ней, за рулём тяжёлой, дышащей мощью машины с нерусским названием. Вот светофор переключился, иномарка рванула с места, и ты с сожалением навсегда проводил взглядом эти две стройные, в чулочках, ножки, едва прикрытые кокетливо задранной юбкой.
Ты искренне огорчён, и всё сразу начинает раздражать, и кажется, что все в автобусе опираются только на тебя и специально вся Москва сговорилась и в каждом окне сидит злодей и нарочно слепит тебе глаза солнечными зайчиками.
Наконец твоя остановка, и, выйдя, ты энергично несколько раз вдыхаешь полной грудью. Воздух в центре Москве не очень чистый, но сейчас, после автобуса, тебе он кажется почти что горным, если бы не привкус автомобильных выхлопов. Ты почти опьянел. Наверно, у тебя достаточно смешной вид в этот момент, и две молоденькие девчушки, проходя мимо, прыснули со смеху. Ты принял это на свой счёт, как знак внимания, и настроение резко пошло вверх. Почти вывернув назад шею, оглянулся назад и увидел, как девочки, пару раз обернувшись, смеясь, что-то обсуждали.
Хм, сколько им лет?.. Сейчас никогда не поймёшь... в тринадцать выглядят на все восемнадцать...
Тебе уже почти хорошо, и мир не кажется таким несправедливым. И ты, улыбаясь, идёшь по своим делам, и люди навстречу улыбаются тебе в ответ. Смешной навязчивый мотивчик вертится в голове, но вдруг раздаётся колокольный перезвон. Это звучит таким диссонансом, что ты ошарашенно крутишь головой, пытаясь понять - откуда?.. И видишь церквушку, маленькую и удивительно красивую, с пронзительно чистыми, блестящими золотыми куполами. Три её маковки выглядывают из-за соседних домов и трогательно тянутся к небу.
Ты стоишь, забыв о делах, зачарованно слушаешь колокола, которые своим звоном возвращают тебя в детство, и всё повторяешь: "На Руси купола кроют золотом, чтобы чаще Господь замечал..."
Свежие комментарии